Внушение подействовало отлично, но все же надо было спрашивать вслух – жители деревни были не дураки, рано или поздно они могли понять, что их откровенность с неспроста.
– Но обо что вы тут могли пораниться? На Стике нет ничего острого, аморфиты круглые, и вообще все такое мягкое… – очень вовремя продолжила Мади. Вопрос прозвучал не особенно профессионально, однако для Стики сошло.
– Пораниться тут много обо что можно! – высунулся из-за мохнатой отцовской спины Мики. – Аморфитовая кожура, если толстая и сухая, знаете, как режет? Настоящий нож! Если толстая, мы с Валентином даже точили ее куски на камне, и получались такие большие скребки, чтобы прорезать живые аморфиты и выскребать изнутри. Мы все дома так построили. Валентин строитель, у него даже тирококсовые патроны сохранились для сварки, только сваривать нечего. А вон ту кладовку справа, которая из розового аморфита, я вообще один построил! И еще из толстой сухой кожуры я маме ложки и тяпки делаю…
– Какие тяпки? – проговорила Мади, сбитая с толку потоком сведений.
– Мотыги, чтобы окучивать аморфиты в огороде! – Мики махнул рукой в сторону посадок. – У нас там съедобные аморфиты из семян растут! А еще я аморфитовой кожурой крыло накрываю на ночь от дождя. Но тогда надо кожуру мягкую, для мягкости ее надо натирать соком сентавуса, вон там у нас сентавус тоже растет!
– Микерин, я всегда говорил тебе, что краткость – сестра таланта. Древнеегипетский фараон, чье имя ты носишь, в своих сочинениях и указах прямо запрещал многословие своим подданным. Если бы ты прислушался к моим советам, ты бы не надоедал участникам научной экспедиции своими многословными рассуждениями, – вступил Трагат. Его собственные рассуждения были еще более многословны, но куда менее полезны.
– А еще из аморфитовой кожуры, если она тонкая, можно штаны с куртками шить. Вот у меня шорты, это мама сшила из водяного аморфита, – не обращая внимания на отца, продолжал Мики. Синие шорты с коричневыми пуговицами из семян и вправду выглядели неплохо. Рена, похоже, была мастерица на все руки.
– Как сказал Геродот, из всех несчастий человека самое горькое – быть мудрым и не иметь никакого авторитета, – недовольно отозвался Трагат. Семейную сцену пора было кончать.
– Следующий! – позвал Бентоль вслух, мысленно отгоняя к дому словоохотливое семейство. Следующий был пока и единственным – белоснежный старый боец с лучевиком.
– Вест Иринг, девяносто пять лет, последнее место работы – штурман космолета «Гагарин», – отрапортовал он, тяжело переводя дыхание и сопя носом. «Гагарин» в свое время был лучшим исследовательским космолетом, но это время прошло еще до Катастрофы с астрионом. – Живу здесь три года, с самого начала. Я здесь первый дом построил, когда меня выгнали из Сомервиля. А как выгоняли! На людей смотреть стыдно было, от страха перед этой заразой себя не помнили. И до сих пор даже изучать ее никто не берется, вас вот первых вижу.