Вот что пишет по этому поводу Б.Беленкин: "В истории убийства Михаила, благодаря мясниковскому мемуару, можно найти исчерпывающие ответы на вопросы, давно мучающие исследователей. Насколько самостоятельными были или могли быть инициативы "снизу", какова была позиция центра по отношению к бессудным несанкционированным расправам, в чем вообще в этот период (до августа-сентября 1918 г.) заключалась оппозиция "провинция - центр"? Мясниковский текст среди прочего развенчивает излюбленный миф о централизованном тайном заговоре против Романовых: все было примитивней, ничтожней и безнравственней. Создается впечатление, что центр не без удовлетворения наблюдал, как амбициозные большевистские "удельные княжества" повязывают себя по рукам и ногам кровью своих жертв. В тот период центр вообще удерживал власть отчасти благодаря именно местным инициативам - в области и экономической, и военной, и карательной.
Здесь я позволю себе не вполне согласиться с вышеприведенным текстом в плане отсутствия "централизованного заговора". Во-впервых, пермское убийство нужно рассматривать в контексте всех остальных акций (Екатеринбург, Алапаевск, Ташкент, Петроград), а там центр "наследил" очень даже густо. Во-вторых, сам Б.Беленкин признает, что "самоустраненность центра от бурной активности местных мясниковых и есть самое явное соучастие - не менее преступное, чем тайные указания". В-третьих (и это главное), хотя Беленкин считает, что "не верить Мясникову нет оснований", я все же не склонен доверять Гавриилу Ильичу на все сто процентов. Слишком уж сильно сказываются в его писаниях законы жанра апологетики. Ему нужно непременно доказать именно свой приоритет в расправе, убедить всех, что именно он, а не Ленин и Свердлов - инициаторы всего случившегося (в свете всего ранее сказанного читателю уже должно быть ясно, зачем автору мемуаров все сие надо). А посему - есть основания сомневаться, и весьма веские.
Второе и, наверное, самое интересное: как Мясников себя готовил в плане идейном к Главному Событию своей жизни. Гавриил Ильич, еще раз вам слово:
"Я, может быть, физически не убью ни одного, но надо быть лично готовым к тому, чтобы убить их всех: И только в том случае я имею право пойти на это дело: Готов ли я? Без всяких колебаний: А странно все-таки: Иван Сусанин, крестьянин, спасает Михаила I. А я, рабочий, изгой, смерд, уничтожаю Михаила II и последнего. Начало и конец, альфа и омега: Михаил: Кто я? Сын смерда, пролетарий, сижу в одиночке. За что? За мою правду; за то, что, вкусив от древа познания добра и зла, понес эти плоды к таким же пролетариям: Вот я - атеист, а там - православные, Достоевские, Мити и Алеши Карамазовы (!). Это они поют "Христос воскресе", избив меня за то, что я не хочу им подпевать (!). Может, поэтому я понимаю образ Смердякова, как еще никто не понимал: Если Моисей убивает 15000 человек, то это нормально и законно, а если трудовик (!) убил Моисея, то это богопротивно, ибо "не убий"... Если б Толстому предстояло убить Михаила и спасти тысячи жизней трудовиков (!), то убил бы он? Если б ему нужно было убить тифозную вошь и тем спасти множество жизней от заразы? Убил бы он и не задумался? А Достоевский? Этот откровенный защитник самодержавия, православия и народности стал бы думать еще меньше, чем Толстой: Надо реабилитировать Смердякова от гнусностей Достоевского (!!!), показать величие Смердяковых-борцов на сцене битвы свободы с гнетом богов (!!!). :Все против меня - Толстой, Достоевский, Милюковы, Керенские, колчаки (!!!). И вот я один против всех.