Охотник лук свой опустил.
Добыче жизнь он подарил.
Как мог отнять он дар другого,
Когда был сам лишён покоя?!
Судеб желанье отвергал,
В любви лишь он покой искал,
Когда ты, снов не глядя, бодр.
Весной цветёт весь год природа.
Глаза любимой всюду видишь,
В ручье бегущем пенье слышишь.
Но краски подменило горе,
Добро отняв, вложив худое.
Тоску вдруг разглядел Дух Леса,
Что источал душой повеса,
И сжалился над человеком Он,
Над тем, что стал в разлад с грехом.
Златыми завертев рогами,
Зверь заговорил устами.
О тайне озера вещал,
Чтоб тот источник отыскал.
«Он жизнь подарит ей вторую,
Коль ты избрал стезю другую!»
Охотник на колени пал.
«Веди её» – так он сказал.
Мужчина к дому возвратился,
В покои девушки вломился.
И время тратить он не смеет.
Избранница уже хладеет,
Святых увидела в бреду.
Жених унёс её во тьму.
Тот пруд в ночи он отыскал,
Дрожа, как лист, что опоздал.
И муж, наказу повинуясь,
Лишь о её судьбе волнуясь,
Он подошел, трясясь, к истоку.
На волю отдал он потоку
Свою любовь. Судьбу доверил,
В слова волшебные поверив.
И тело поглотила гладь,
По зеркалу пуская рябь.
Как вдруг зажглись потоки светом,
Волна пошла на месте этом.
Со дна фонтан извергся в небо!
Всё колдовством казалось это.
И вспышкой завершился акт.
А сердце юное не в такт
Забилось, встретив милый взгляд,
Знакомый столько лет подряд.
На берег из пучин явился,
Как образ девы растворился,
Олень пугливый, с толку сбитый,
Лесными чарами покрытый.
Увидев лук и злые стрелы,
Что угрожающе блестели.
И парня не признав, подруга
Сорвалась с места от испуга.
В кустах терновых затерялась.
Так с женихом она рассталась.
Не зная жизни без любимой,
Охотник, горечью томимый,
Дорогу к людям позабыл.
Отбросил лук. Таков он был.
Года минули, но молва
Ещё тревожила уста.
И на опушке иногда,
Кого обрадует судьба,
Увидит в ярком свете дня
Оленей двух и их дитя.
Случилось жизни торжество,
Любви подвластно колдовство!
Пока звучала музыка, девушки перешёптывались, поглядывая на мужественных участников турнира, пытаясь предугадать, с кем из них сведет их музыка в танце. По девичьим взглядам было понятно, что Тибо у слабого пола отмечен особым вниманием.
– Какие громкие дудки, – воскликнул роморантенец, – это вредно для моих ушей. Музыканты явно приглашены из какой-то глуши.
Вейлор, устав от разговоров, снова погрузился в собственные мысли. Приятный баритон незаметно увлек юношу во владения грёз, перенеся за пределы этих каменных стен, за окраины полей. Туда, где молодое сердце билось сильнее. А чувственные слова, слетавшие с уст поэта, казались отражением немой тоски его души.
– Обожаю поэзию! – сказал Тибо, томно закатив глаза.