Толстяк не торопился с ответом, и зеваки стали переглядываться, строя собственные догадки. Уличное представление становилось всё более захватывающим.
– Твоё место… – голос его зазвучал, набирая силу, так что все замерли, – среди мертвецов!
Вмиг притихшая толпа шарахнулась в стороны. Капитан закипел, расценив всё как насмешку, но воздержался от того, чтобы тотчас же проучить этого лже-пророка.
– Твой язык без страха, может, хоть голова побоится остроты моего меча, – невозмутимо сказал он, похлопав рукой по ножнам, – или в ней одна требуха, как и в твоих словах?!
– Глупец! – проповедник обратился к испуганным людям: – Глядите, как он отчаянно отказывается прозреть.
Придвинувшись к Спруту, толстяк схватился обеими руками за меч капитана и перешёл на шепот:
– Мы все умрём. И я тоже. Рано или поздно, от твоей руки или нет. Значение имеет лишь то, уйдёшь ты прозревшим или всю жизнь проживёшь в темноте!
– Складно толкуешь, да только разгадывать твои загадки у меня нет желания.
– Люди так привыкают к тьме, что жмурятся изо всех сил, боятся быть зрячими. Нужна смелость, чтобы увидеть свет.
Пьёвро ничего не ответил, а только пристально посмотрел в глаза безумца. И жутко было даже не от его слов, а от того, что люди верили в его правоту.
– Ты просто ещё не на своём месте. Вот и не видишь!
Этот балаган пора было заканчивать.
– Прощай, – Спрут слегка оттолкнул проповедника и зашагал вперёд.
Зеваки расступались перед моряком, крестились, кто-то плевал через плечо. Все сторонились его, как прокажённого, никому не хотелось подобной участи.
Уходя, капитан услышал слова, брошенные вдогонку:
– Нельзя опоздать туда, куда должен прийти.
Вскоре Пьёвро и Ги прибыли к жилищу доносчика. Спрут приблизился к двери и прислушался. Внутри дома было тихо. Моряк постучал. Дверь со скрипом приоткрылась.
– Дурной знак, – прошептал Спрут.
– Для кого, – так же тихо отозвался юноша, – для нас или для тех, кто здесь живёт?
– Для всех, – обронил Пьёвро и бесшумно вошел внутрь.
Ги задержался на улице, осматриваясь по сторонам. Он явно нервничал. Заглядывая в дверную щель, увидел часть длинного коридора. На полу были разбросаны всякий хлам и деревянная утварь. Пылинки летали в воздухе, подсвеченные солнечными лучами, пробивавшимися через многочисленные дыры обветшалой крыши. Парень ловко протиснулся в дверь и стал осторожно красться. Пространство домишки медленно и постепенно открывалось его глазам, но он нигде не видел Спрута. Сердце Ги заколотилось, дыхание сбилось. Он сглотнул ком в пересохшем горле и позвал шепотом: