– Трое, – спокойно перебил юноша, – если учитывать меня. Прошу, продолжай.
Ладонь Ойстеина сама собой сжала нож с такой силой, что заболели кости. Он встал с табуретки, подошел, схватил парня за волосы, резко дернул и приставил лезвие к горлу.
– Посмотрим, насколько быстро испарится твоя заносчивость, когда я нарисую ножом на твоем ледяном лице веселую улыбку, – прорычал он и тут же послышался странный скрежет цепей.
– Зачем ты говоришь с ним, Ойстеин? – из-за одной из палаток вышел достаточно высокий и плотный мужчина с черной повязкой на глазе. – Убери нож – он нам живым нужен.
Ойстеин выдохнул, убрал нож, но прежде чем отпустить парня лишь мельком увидел под его рубахой выступающие на шею черные линии на коже.
– Значит Ойстеин, – снова фальшиво улыбнулся парень и обратился к одноглазому, – а ты, видимо, их предводитель. И насколько вырос ваш аппетит?
– Это не твое дело, – фыркнул одноглазый в ответ.
– Точно, – с улыбкой кивнул тот. – Ойстеина тоже не посвятишь? Ах да, ему такое знать не положено.
Ойстеин хотел было ударить парня, но одноглазый его остановил.
– Он специально выводит тебя. Ты ведь не дурак – не ведись. А лучше заткни ему рот и иди отдохни с дороги.
– И не задавай лишних вопросов, – успел вставить юноша, перед тем, как Ойстеин завязал ему рот и накинул мешок на голову.
"Период правления Черной Крови называют Эрой Заката" – Исторический очерк Николаса Хоулта.
Стемнело. Смех и громкие разговоры, мешавшие уснуть, уже давно стихли и все же уснуть он так и не мог, раз за разом вспоминая все, что произошло за последние несколько дней.
Наконец сдался, вышел на улицу. Прогулявшись немного по-над частоколом, он вскоре вышел к клети, где сидел юноша.
«– Он просто пытается меня надуть, – подумал Ойстеин, смотря на нее издалека, – только зачем? Неужели думает, что я, поведясь на его уловки, отпущу его? Даже если это было бы так, нас обоих убьют прежде, чем мы ступим за ворота. А ведет себя так, как будто это он поймал меня. Я думал, что он просто дразнит меня, но никогда не видел, что бы человек так наплевательски относился к собственной жизни, а на дурака он явно не тянет»
Ойстеин сам не понял, как снова оказался перед клетью. Юноша явно услышал его и откинулся так, будто сидел на мягком стуле со спинкой. Ойстеин снял с него мешок и развязал рот.
– Чего ты добиваешься? – спросил Ойстеин, посмотрев на парня показным, подозрительным взглядом.
– Наконец разум возобладал над эмоциями, – театрально вздохнул юноша. – Ты ведь не глупец – сам все должен понимать.
– Понимать что?!