— Оно подкралось так неожиданно, это несчастье, — с упрямством, переходящим в отчаяние, повторил Алексей Антонович. — Никогда не знаешь, откуда оно может прийти. Для человека счастья нет нигде, а несчастье подстерегает его повсюду.
— Счастье человека впереди, — тихо сказала Анюта. — Оно всегда впереди.
— Да. В этом, видимо, и будет все наше счастье, — горько и с тоской вырвалось у Мирвольского. — Гнаться за ним — и никогда не догнать. Никогда!
Анюта остановилась, внимательно посмотрела на Алексея Антоновича, таким же строгим взглядом, как иногда смотрела Ольга Петровна. Обняла и молча поцеловала его холодными, потвердевшими на морозе губами.
— Нюта, родная! Почему ты молчишь?
— Больше меня провожать не надо, Алеша, — сказала она. — Могут заметить, что доктор Мирвольский ночью провожал на поезд какую-то ситцевую, бабистую Перепетую. А ты в городе человек заметный.
— Какое мне дело до этого! Пусть замечают, записывают, все, что хотят. Я сам нарочно полезу в опасности. Мне теперь все равно!
— Алеша, но ты ведь тоже служишь делу революции! Ты сам сказал. Тебе не может быть все равно.
— Зачем я должен беречь себя, когда даже себе я стал совсем не нужен! Если весь мир для меня рушится, зачем я сам в мире? — Нервная дрожь била его. — Чем-чем, а своей жизнью я могу распорядиться, как захочу. Другие не пострадают…
Анюта схватила его за руки, встряхнула.
— Алеша! Да что с тобой? — вполголоса, но очень отчетливо в самое лицо ему сказала Анюта. — Ты раскис. Ты готов сейчас погубить все, чтобы удержать — что? — свое счастье? Тогда не будет оно счастьем. Не будет! Мне больно так говорить с тобой в самую последнюю минуту, но я должна это сказать. Прости.
Она повернулась и пошла к сияющим впереди огням вокзала.
Лакричник заметил Анюту случайно, когда девушка только еще сошла с поезда. Он знал, что горничная Василева, несколько лет тому назад исчезнув из Шиверска, слывет политической. Интересно, зачем она здесь появилась? Куда она пойдет с вокзала?
Киреев приказал найти, кто привозит сюда листовки и кто в Шиверске хранит их у себя. Лакричник две недели вертелся возле Порфирия и возле Лавутина, — без успеха. Не окажется ли в приезде этой девки путеводной нити? Одета сейчас она так, как раньше не одевалась. Не признак ли это чего-то такого?.. Лакричник отправился по пятам Анюты и к удовлетворению своему отметил, что девушка вошла в дом к Мирвольскому. К нему не первый раз ходят переодетые. Так оно и должно быть. Без интеллигентов дело с листовками никак не обойдется. И вовсе отлично, если главным окажется не кто иной, а Мирвольский!