— Саввушка, почему ты из товарищей своих никого не позвал, а взял меня? — сияя счастьем, спрашивала Вера. Ее, одну ее, он выбрал в этом большом и трудном деле себе в помощницы!
— А ты разве не товарищ мне?
У самого входа в город их встретили два верховых казака. Подозрительно оглядели со всех сторон, но, ничего не сказав, проехали мимо. Один казак зачем-то на четверть вытащил шашку и с силой, так, что она звучно щелкнула, втолкнул обратно в ножны. Вера побледнела. Она всегда боялась оружия.
— Красуется, — шепнул ей Савва. — Первое мая. Ждут беспорядков. Хорошо, что мы все свои принадлежности в лесу запрятали.
По парому, то и дело поддергивая просторные шаровары, разгуливал поджарый полицейский. Быстрыми зелеными глазами он просверливал каждого, и тонкие открылки ноздрей у него настороженно вздрагивали. Дожидаясь, пока с парома на берег сбросят мостки, мужики коротко кидали злые словечки:
— Мышкует…
— Мил, денег-то у меня нетути…
Бабы ехидничали:
— Невесту, что ли, себе выбирает?
— Больно патлат для этого…
— Ему грязную метлу вместо невесты.
Выставив напоказ ноги в лаковых сапогах, в пролетке, забрызганной желтой глиной проселочных дорог, сидел Лука Федоров. Двигая широкими рябыми скулами, смачно жевал серу. Он корил самых заносчивых острословов:
— Чего говоришь? Ты подумал бы. Против кого говоришь? У него на лбу, на фуражке, значок царский. Свою службу нести он государем поставленный. Всех нас бережет. А ты? Э-эх! Креста на тебе нету.
— Купил бы, да не на что.
— Ну и гореть тебе в аду, — ярился Федоров.
— Гореть вместе будем.
— Тьфу тебе, язык проклятый!
Савва толкнул Веру локтем:
— Эх! Вот этому бы надпись показать.
Сойдя с парома, они зашагали прямо по берегу, чтобы только поскорее увидеть утес. Вот он открылся. Высокий, гладкий, как башня, и чуточку наклонившийся вперед. У Веры дрогнуло сердце. Да неужели и вправду они сейчас оттуда? И Савва висел на тонкой бечеве над таким страшным обрывом? Ой, Саввушка, милый! Она искала глазами надпись и не могла найти. Солнце стояло прямо над горою, и утес еще оставался в тени. На нем вроде бы что-то и белело, а что — различить было нельзя. Савва поймал за штаны куда-то мчавшегося взлохмаченного мальчишку.
— Эй, ты! — сказал он ему. — Ну-ка, глянь хорошенько — что это вон там за рекой на утесе белеет?
Парнишка приложил ладонь к глазам.
— А хто его знает. Ничего не белеет. — Шмыгнул носом. — Или знаки какие-то…
И помчался дальше по своим делам.
— Стало быть, отсюда, из слободы, не увидят, — вздохнул Савва.
— Ну ничего, — печально сказала Вера. — А сколько всегда народу под Вознесенку ходит? Кто-нибудь да увидит.