— Другого, выбора нет: станут подходить рабочие, будем разъяснять им, поворачивать обратно, — решил Терешин.
Они едва успели сговориться, как прогудел второй гудок. И густо пошли рабочие. Совсем как всегда, с набором инструментов, с узелками, в которых жены и матери им собрали обед. И только не было обычных веселых шуточек и дружеских перебранок. Шли молча, словно стесняясь разговаривать.
— Товарищи!.. Товарищи!.. — Члены стачечного комитета стояли у входов в депо, в мастерские, настойчиво убеждали: — Товарищи! Это провокационные гудки. Стачка не кончилась. Мы продолжаем бастовать. Вернитесь домой, товарищи!
Им отвечали нетвердо, отводя в сторону глаза:
— Дак чего ж там, раз был гудок, значит надо работать.
— Побастовали два дня. Пока хватит. Зимой без заработка-то как сидеть?
— Питерцам свое мы отдали. Теперь и о себе подумать.
— Бастуй и еще хоть год — прок какой от этого будет?
— Красноярцы и то кончили. Телеграмма оттуда пришла.
— Кто? Ну кто еще, кроме нас, бастует?
Люди становились к станкам, на свои обычные места, брались за работу. И это не было изменой общему делу. Это было искреннее убеждение каждого и пришедшее к каждому самостоятельно: всеобщая стачка не получилась, а один в поле не воин.
Отчаявшись что-либо сделать для продолжения забастовки, стали на свои рабочие места и члены стачечного комитета.
Порфирия весовщик встретил злой усмешкой:
— Нагулялся? Сегодня в табель я тебе, Коронотов, день тоже не запишу. На полтора часа ты опоздал.
— Не записывай, — озлился Порфирий. — Сегодня я и вовсе работать не стану. У меня мать больная. Пойду за доктором.
— За доктором? Ну, а я пойду… Знаешь, к кому я пойду?
— Хоть к черту! — и Порфирий ушел за Мирвольским.
Киреев весело потирал руки. Стачка окончилась благополучно. Можно написать рапорт, что так получилось только благодаря его разумным и расторопным действиям. Неужели начальство это никак не отметит?
И еще: Корней Морозов сумел вынюхать всех главарей забастовки. Толковый мужик. Хорошо бы вообще подновить состав тайных агентов такими, как этот. И Киреев тут же дал совет Маннбергу: уволить Терешина. Главный коновод и притом из ссыльных… Маннберг полез на дыбы — лучше Терешина нет у него мастера! Но Киреев остался непреклонным. Решительно потребовал:
— Если вы даже на одного Терешина по добру не согласны, Густав Евгеньевич, я вам дам тогда официальное указание уволить целый десяток сразу. И тоже так называемых хороших мастеров. Выбирайте.
И Маннберг согласился.
У Киреева мог бы быть и третий повод для веселого настроения. Дело в том, что в день, когда шиверцы приступили к работе, Красноярск, оказывается, еще бастовал.