У Моти, в противоположность мужу, всегда на щеках горел свежий румянец, а если она вдруг пугалась или конфузилась чего-нибудь, то становилась и совсем багрово-красной. Федор шутил:
— Мотя, не наделай пожара.
Она ходила, слегка наклонив голову, с тугим узлом черных волос на затылке. И оттого, что голова у нее была наклонена, подбородок казался особенно коротким, а лицо — круглым. Взглядывать приходилось ей исподлобья, но это ничуть не придавало суровости. Когда Мотя смеялась, у нее играли все мускулы лица, живо блестели темные глаза с голубоватыми белками, однако губ она не разжимала, крепилась до последней крайности. А потом вдруг вскидывала голову, обнажала два ряда очень уж острых, как у белки, зубов, коротко и звонко хохотала и сразу снова быстро поджимала губы.
С восхищением Мотя в первое утро выслушала рассказ Лебедева о побеге:
— Ой, — сказала она, — у меня бы сердце разорвалось от такой смелости. Ну, и в окно выскочили, так ведь город, люди кругом. «Углей, углей», говорите, кто-то даже кричал.
— А это мне даже кстати пришлось. Он ехал, натерял углей, я их, в карман и… — Лебедев изобразил, как он себе измазал все лицо, как изломал и тоже выпачкал картуз. — Пальто в крапиву, воротник нараспашку, переулками, переулками к Енисею. Там плоты с дровами, с сеном, горят костры, пьяная гульба. Ну, и я тоже: «Шумел камыш, деревья гнулись…» Зарылся в сено до ночи…
— Да уж такой вы к нам постучались… Паролю и то не хотелось поверить…
Во дворе у Даниловых стоял небольшой флигель из двух комнат с кухней. В нем жили квартиранты, свои же деповские рабочие. По просьбе Лебедева Федор Минаевич им отказал. Флигель как нельзя лучше подходил для «техники» — подпольной типографии.
Лебедев остался в Красноярске по целому ряду причин. Прежде всего — помочь партийным рабочим восстановить комитет РСДРП, от которого после разгрома еще в минувшем году не уцелело ни одного человека. Потом — создать заново крайне нужную здесь «технику». И наконец — дождаться Анюту, которой уже сообщено, куда она должна явиться, выйдя на свободу.
Несколько тревожил арест Буткина, если Козинцов правду сказал, что он арестован. Но такие провалы случаются и в других городах, а работать надо везде. И как раз важнее всего работать там, где тяжелее были провалы. Бежать от опасности проще всего, но когда бегут, тогда больше всего и теряют.
Решив остаться, Лебедев почти замуровал себя в квартире Даниловых, обзавелся новым паспортом, на имя Егора Ивановича Базанова, и начал отращивать усы и бороду. Мотя стала у него связной.