Среди этого путаного, беспорядочного разговора они по очереди выпили за здоровье всех троих. И постепенно скованность прошла, все повеселели.
Поднимая свою рюмку в третий раз, Анюта с сожалением скосила глаза на бутылку. Алексеи Антонович это заметил.
— Тебе хочется провозгласить еще один тост? Какой?
— Нет… Это не важно. Потом, — словно про себя отозвалась Анюта. А вслух заговорила очень уж громко и возбужденно — За твое здоровье, Алеша, и за такую жизнь всех людей, которая никогда не омрачалась бы горем!
— За героев, которые не щадят себя в борьбе за эту благородную цель! За тебя, Анюта! — дополнил Алексей Антонович.
— Не надо делать из меня героя, Алеша, — сказала Анюта, задерживая рюмку у губ, — на это у меня нет ни малейшего права. А комплементы такого рода девушкам не говорят. Можно молчальнице сказать, что она остроумна, дурнушке — что она красива. Но вольничать со словом «герой» — нельзя. Это священное слово не для шуток.
— Если бы ты не поправила Алешу, я, вероятно, сделала бы это сама. Хотя, Анюточка, ты понимаешь, как трудно мне было бы это сделать, не обижая сына и особенно… — Ольга Петровна остановилась.
— …дочь, — поспешил закончить Алексей Антонович.
У Анюты слегка дрогнула рука, в которой она все еще держала рюмку с вином, но она никак не отозвалась на слова Алексея Антоновича. А тот, любуясь смущением девушки, немного притворно вздохнул:
— Когда же перестанут все меня поправлять? Какое счастье для моих больных, что это происходит дома, за рюмкой вина, а не в тот момент, когда я выписываю им свои рецепты! Но сейчас я уступаю мнению большинства.
— Уступаешь… Значит, в душе ты все же остаешься при своем мнении?
— Нюта, для меня ты всегда останешься героем, так же, как небо остается небом.
— Ну, довольно, довольно, — запротестовала Ольга Петровна, — иначе мы никогда не выпьем. Или выпьем лишь за благополучное завершение спора, забыв даже, о чем начали спорить. Чокнемся заново!
И рюмки весело зазвенели.
— А все же, Алеша, небо — это только наше воображение, а на земле мы живем. — Анюта поставила пустую рюмку на стол.
— Почти то же однажды мне сказал Михаил, — заметил Алексей Антонович.
— Тогда я рада, что повторила его слова.
— Михаил уже отвадил меня летать в облаках, но, признаться, по старой привычке, заглядываться на небо я все еще люблю.
Анюта повернулась, свет лампы упал ей прямо в лицо, и Алексей Антонович заметил белый шрам, идущий от левого угла рта Анюты наискось почти через весь подбородок.
— Нюта! Что это? Раньше у тебя этого не было.
— A-а! Это сделано на земле, Алеша, — спокойно объяснила Анюта. — А точнее: в Александровском централе.