– Да такой же, как и остальные! – ответила рядом стоящая женщина. – Да, нет! Ну что вы говорите, он был похож на тот, что еще в старину ездили! – перебил ее мужчина помоложе, стоявший рядом.
Дроздов поднялся со стула и подошел к монитору. Он долго водил глазами по экрану, вникая во все подробности освещаемого события, которое произошло как раз в то время, когда пропал его начальник. Простояв так еще какое-то время, он неожиданно оглянулся, и посмотрел на сидящих за столиком женщин. Лицо Дроздова превратилось в застывшую маску, выражающую крайнее удивление, пропитанное бессознательным страхом.
Милютин отрешенно брел улицами старого Россохино, полностью погрузившись в свои мысли. Он размышлял над рискованным планом, который предложил ему Евсеев. Минув городскую площадь, он свернул в проулок, к большим домам, за которыми виднелась река. Дойдя до барачного дома с небольшим двором, он встретил мальчика на велосипеде, который ехал ему на встречу. Расстегнутые полы полосатой рубашки малолетнего пацана раздувались, словно паруса.
– Саня, привет! – неожиданно вырвалось у Милютина, который узнал в нем друга детства, жившего во втором подъезде их общего дома.
Мальчик поздоровался, и объехал стороной незнакомого мужчину. Когда до прибывшего гостя дошло, что его приветствие вырвалось у него бессознательно, он осмотрелся, и тут же опешил. Ноги привели его к дому, где прошло его детство. Странное чувство сразу охватило его существо. В его организме стали пробуждаться все клеточки, высвобождая накопленную память. Перед глазами побежали красочные образы. Ощущение было такое, словно он начинал тонуть в своем детстве. Это было похоже на огромную воронку, которая стремилась захватить его, а затем выкинуть в пространство уже маленьким ребенком. Он страшно испугался. Сердце заколотилось, а ноги снова сделались ватными. Преодолевая слабость, Милютин сделал несколько шагов к углу здания, и заглянул во двор. У их открытого сарая стоял старенький мотоцикл ИЖ-49, с которым, как и раньше, сидя на маленьком стульчике, копался его отец Николай Ефимович. Мама, которую звали Мария Никифоровна, развешивала на веревках постиранное белье. По двору все так же бегала детвора и играла в выбивалки.
– Идите дальше играть, а то вы мне все белье испачкаете! – услышал он родной голос матери, который больше двадцати лет, не слышали его уши.
Милютин почувствовал, как чувство обиды и жалости стали сковывать его дыхание, а с глаз потекли слезы. Он шагнул назад за угол. Там, что бы ни упасть, мужчина прислонился спиной к разогретой солнцем, стене. Однако ноги уже не держали тело, и он стал медленно съезжать на корточки, заливаясь слезами.