Усердная жадность (Мамбурин) - страница 30

Задали, значит, вопросики, обозначили свой, так сказать, интересик, и стоят. Ждут. Вежливо. А Тсучиноко старшему и сказать нечего, потому как он послал и забыл, а сам в местных делах-делишках. Тут внезапно этих уважаемых людей решительной рукою отодвигают ну очень уважаемые люди и задают еще более вежливым тоном еще более вежливый вопрос — а как так вышло, что ваш чрезвычайно уважаемый внук за несколько дней достиг уровня, которого обычно нормальный разумный достигает к 30-ти годам непростой жизни? Насколько же ваш неимоверно уважаемый внук гениален и нельзя ли его того? В мужья. Невесточки тут есть. Много. Смотрите какие. Да не отворачивайтесь, это же наши кровиночки, самые родные и любимые!

И тут Тсучиноко понял, что у него проблемочки. Имидж и репутация таковы, что признаться, что он не при делах как белый муж при черном младенце, он не может! А люди разной степени уважаемости с невыносимой вежливостью во взглядах и робкими улыбками акул капитализма глядят прямо в душу. С верой, надеждой и любовью.

В общем, дед отбоярился на очень короткое время, сказав, что со внуком ему нужно срочно поговорить о его плохом поведении (тут Кинтаро сделал большие глаза всерьез задетого за живое человека). Но теперь престарелый политик, якудза и много-кто-еще всеми жабрами души спрашивает у нас за поднятый блудняк и задает сакраментальный вопрос: «Что делать?».

— А в чем проблема, собственно? — непонимающе вылупился я, пожимая плечами, — Вали всё на меня, а затем говори, что по мою душу за тобой в очереди Бенджоу Магамами. Пусть идут к нему в Корац, задают вопросики. Где они были, когда у Воттута возникли проблемы, которые решаешь ты?

Тсучиноко молчал долго, но потом, сокрушенно покачав головой, выразился, что я негодяй, подлец, мерзавец и… прав. Хоть и гад. Предлагаю возмутительные и недостойные вещи так, что он, Одай, совершенно не видит, каким образом я не прав. Затем дед махнул рукой, попросив еще пару дней «просто отдыхать», а затем мы поедем дальше. На этом месте Тами взвыла кающимся грешником, но мы с Саякой такое решение поддержали. Восемь дней слышать лишь постоянный хруст хитина и пожираемых деревьев кого угодно доведут до цугундера. Полежим, поваляемся на травке, позагораем, я попробую поэкспериментировать с «колдовской кулинарией» … чем не отдых?

Моё согласие на просьбу старца поразило златолюбивую Тами в самое мурчало. Она, до этого времени искренне любившая нас самым преданным взглядом даже лежа на травке из-за натруженной спины, ахнула, хватаясь за грудь. Как отдыхать?!