Впрочем, какая разница? Слезы катились, и Tea дышала тяжко, и с ненавистью стирала их с лица, и хотела только немедленно проснуться в своей кровати, зажмуриться от проникшего в комнату яркого солнца, а потом увидеть папину улыбку и понять, что эта пещера ей только привиделась, а на самом деле…
— Перепугалась? — неожиданно почти над самым ухом раздался сочувствующий голос Дина Уоллеса, и в следующую секунду — ну это уж точно могло только присниться — Tea оказалась прижатой к его груди, уткнувшись распухшим носом в воротник спортивной куртки, а сильные руки сомкнулись на ее спине и даже погладили утешающе, как будто посочувствовали.
Tea судорожно вдохнула и замерла, не зная, как поверить в случившееся.
— Ладно, Мелоун, не конец света, — покачал между тем Дин головой, но объятий не разомкнул, словно действительно проникся необъяснимым сочувствием к слабости одноклассницы. — Живы — и это главное. Руки-ноги целы, значит, прорвемся. Посидим тут до завтра, а с утра, если помощи не дождемся, двинем в путь. Наверняка у этой твоей пещеры и другие выходы имеются. Или хотя бы повыше к поверхности поднимемся, чтобы телефоны сеть поймать смогли. Понимаю, что для такого путешествия ты предпочла бы другую компанию, но уж потерпи немного. Выберемся — выскажешь мне все, что накопилось. А я пока обещаю держать язык за зубами. И во всем тебя слушаться.
Последнее было сказано совсем уж насмешливым тоном, но Tea в ореоле ошеломивших вещей слушала не ушами, а сердцем, и именно оно выделило и схожесть их с Дином мыслей, и его негаданное благородство, и крепость его совершенно невозможных объятий, в которых Tea одновременно чувствовала себя и слабой, запутавшейся в собственных переживаниях, и сильной, способной вынести любые невзгоды; и спокойной, уверенной в себе, и взволнованной, потерянной, абсолютно не знающей, что теперь делать и как заставить себя осознать, что за этими объятиями ничего нет. Совсем ничего. Дин ее просто пожалел.
— Извини, — пробормотала она, осторожно дотрагиваясь до полы его куртки, словно только так могла убедиться в реальности происходящего. — Я не хотела… ни набрасываться на тебя… ни рыдать потом, как дура. Не знаю, что на меня нашло. Больше такого не будет, честное слово!
Кулаки сжались сами, выдавая переживания, и Дин, кажется, это почувствовал. Приподнял удивленно брови, потом качнул головой.
— Забей, — посоветовал он. — Проревелась и проревелась, девчонка же. Я и похлеще истерики видал, хотя повод был, прямо скажем, несравнимый с нынешним.
Tea коротко вздохнула, справляясь с болезненным уколом в груди. С чего бы вдруг? Всегда знала, что у Дина девиц больше, чем баллов за SAT, и всегда относилась к этому спокойно, понимая, что так и должно быть. Природа не поскупилась для Дина Уоллеса, прибавив к высокому росту и атлетическому телосложению яркую знойную внешность и недурной вкус. В «Элинстаре» мало кто так же мог похвастаться умением одинаково выгодно выглядеть и в спортивной форме, и в строгом костюме с галстуком. Не случайно все более или менее раскованные девицы пищали от восторга, едва завидев в школьном коридоре Динову черноволосую голову, и безропотно отдавали ему все мужские королевские титулы последних лет. Tea воспринимала это как само собой разумеющееся, тоже искренне признавая превосходство Дина над всеми остальными парнями, но никогда еще не расстраивалась из-за его популярности. Просто Дин Уоллес был словно из какого-то параллельного мира, и его дорога никогда не могла пересечься с дорогой Tea. А сейчас эти миры и эти дороги слились воедино, и Tea не только узнала другого Дина, но и почувствовала его тепло и его объятия, и, вопреки любым уговорам, лишиться их оказалось очень горько.