Ему действительно не нужно было оставлять одну сторону пустой. Моя одежда выглядит до смешного одиноко, болтаясь в этом пространстве.
Не то чтобы у Каллума было так много одежды. У него дюжина одинаковых белых рубашек, три синих, костюмы от угольного до черного, и такой же однообразный повседневный гардероб. Его одежда развешена с роботизированной точностью.
— Боже мой, — шепчу я, касаясь рукава одного из трех одинаковых серых кашемировых свитеров. — Я вышла замуж за психопата.
После того, как я разобрала вещи, не осталось ничего, кроме как искать Каллума.
Я спускаюсь по лестнице, размышляя, стоит ли мне извиниться. С одной стороны, он полностью заслужил. С другой стороны, я чувствовала себя немного виноватой, когда все его лицо распухло, и он сжимал и разжимал пальцы на горле.
Я все утро ела клубнику, думая, что это вызовет у него крапивницу. Может быть, испортит несколько наших дурацких свадебных фотографий.
На самом деле эффект был гораздо более драматичным. Если бы у Имоджен Гриффин не было эпинефрина, спрятанного в ее сумке Birkin, я могла бы сейчас быть вдовой, а не женой. Она бросилась к сыну и воткнула незакрытую иглу ему в бедро, а Фергюс вызвал скорую помощь.
Однако, когда я дохожу до площадки у бассейна, то вижу, что Каллум выглядит совершенно выздоровевшим. Он вовсе не отдыхает, а плавает круги. Его рука рассекает воду, как нож, блестящие капли сверкают на его темных волосах. Его тело выглядит стройным и сильным, когда он ныряет под воду, отталкивается от стенки и проплывает половину бассейна, прежде чем вынырнуть на поверхность.
Я сажусь на один из шезлонгов и смотрю, как он плавает.
На самом деле удивительно, как долго он может задерживать дыхание под водой. Наверное, Гриффины отчасти дельфины.
Я смотрю, как он проплывает еще дюжину кругов, и понимаю, сколько времени прошло, только когда он резко останавливается, опираясь руками о бортик бассейна и вытирая глаза от воды. Он поднимает на меня глаза и смотрит на меня с недружелюбным выражением.
— Вот ты где.
— Ага. Вот и я. Я разложила свои вещи в твоей комнате.
Я не называю ее «нашей» комнатой. Это совсем не похоже на нее.
Каллум выглядит не менее раздраженным перспективой делить тесное помещение.
— Нам не обязательно оставаться здесь навсегда, — говорит он мятежно. — После выборов мы можем начать искать свое собственное жилье. Тогда у нас будут отдельные комнаты, если ты хочешь.
Я киваю.
— Так будет лучше.
— Я заканчиваю, — говорит Каллум, готовясь снова оттолкнуться от стены.
— Хорошо.
— О, но сначала кое-что.
— Что?