Цепочка ослабевает. Я тянусь к серебряной дверной ручке, улыбаясь, как дьявол. Я буду свободна. Как только я окажусь в коридоре, Кристоф ни за что не успеет спуститься по лестнице раньше меня. Я пойду к Николасу. Он никогда не станет напрямую нарушать приказы моего брата, но он также никогда не позволит кому-то причинить мне боль, да еще прямо у него на глазах. Кроме того, Николас не любит Кристофа.
Я нажимаю на рычаг. Но моя ошибка в том, что я не рассчитала время, которое потребуется, чтобы открыть тяжелую дверь.
Когда я дергаю, что-то жжет мне кожу головы, и я рывком отступаю назад.
— Ты не покинешь эту комнату, пока я не закончу с тобой, — рычит Кристоф.
Я теряю опору, мои колени тяжело падают на мраморный пол. Кристоф дергает меня за волосы, пока я не оказываюсь перед ним, на его лице улыбка. Мне хочется блевать.
Кровь хлещет из его бедра, но он, кажется, уже не чувствует раны. Он даже не пытается остановить поток крови. Вместо этого, одной рукой по-прежнему путаясь в моих волосах, он тянется другой к моему горлу, рывком поднимает меня на ноги и прижимает к двери. Той самой, от которой я почти сбежала.
Почти.
Я выхватываю нож, готовая вонзить его в его живот. Мне все равно, если он умрет. Кристоф ничего для меня не значит. Никто для меня больше ничего не значит.
Но он хватает меня за запястье, отпуская мои волосы. Моя кожа головы все еще горит, голова кружится от того, что он ударил ее о дверь. А теперь мое запястье дрожит в его руке, его пальцы легко обхватывают меня.
— Опусти нож, Сид, и я буду полегче с тобой, — ворчит он, его голос слаб.
Рана все-таки дает о себе знать. Его команда потеряла свою обычную язвительность.
— Нет, — говорю я, даже когда он прижимает мою руку к двери под неестественным углом. Он сломает ее, если я не отпущу.
Но ему придется это сделать.
Потому что я ни хрена не отпущу.
— Сид, — дышит он мне в щеку, рука все еще сжимает мое горло. Я едва могу дышать. — Я не хочу причинять тебе боль.
Я подавляю смех, но не могу найти слов, чтобы сказать, что он уже причиняет мне боль. Я расслабляюсь на секунду, позволяя ему думать, что борьба угасла во мне. Предсказуемо, его хватка на моем запястье ослабевает.
Я дергаю его вперед, направляя нож в его сторону.
Он останавливает меня.
Я кричу так громко, как только могу, звук пронзает мои собственные уши. Он не отпускает. Он только снова прижимает меня головой к двери, мои ноги болтаются на полу в его хватке.
Всхлип прорывается у меня из горла. Но я сжимаю зубы, не давая ему вырваться наружу. Я не буду плакать из-за этого идиота. Даже когда его пальцы крепче сжимают мое горло, я не позволяю слезам вырваться наружу.