Когда Николас торговал на улицах. Он был известен своим качественным товаром и своим словом. Мой брат говорил мне об этом, в один из тех многочисленных случаев, когда он пытался сравнить меня со своими более компетентными людьми. Даже с самими Несвятыми. Хотя с Люцифером — никогда.
— Да, глупый вопрос, — пробормотала я. Но даже несмотря на это, я не оставляю это без внимания. — Давай просто ответь на него — да или нет? — я вздергиваю брови, когда он оглядывается на меня, на его лице появляется ухмылка. В эту игру мы играли, когда я не хотела говорить, а он хотел дать мне возможность выговориться, причем немногословно. Мы задавали вопросы да или нет, и никаких объяснений не требовалось. Или, на самом деле, разрешалось. Все это часть игры.
Он вздыхает, поднимает руки, пожимая плечами.
— Хорошо, — рычит он.
Есть ограничение в пять вопросов, если только допрашиваемый не согласится отменить его. Я уверена, что он не согласится, поэтому не нажимаю.
Я соединяю пальцы, прижимая их кончики друг к другу.
— Есть ли у Люцифера ребенок?
— Иду на убой, — бормочет Николас, качая головой. Он вздыхает и играет с прозрачной пивной бутылкой на своем кресле, крутя ее вокруг себя. — Да.
Я чувствую, что мне хочется блевать. Но это ни к чему не приведет.
— А с матерью этого ребенка у него романтические отношения?
Николас смотрит на меня, явно раздраженный.
— Ты ведь знаешь, что бы я ни сказал, ты должна убить его, верно?
Я шикаю на него.
— Это не часть игры, Ники, — промурлыкала я.
Он сглатывает. Я смотрю, как его адамово яблоко покачивается вверх-вниз.
— Да, — и тут он бросает мне кость. — Джули — мать.
Джули.
Еще один удар по нутру. Если я задам остальные три вопроса, то, наверное, убью Люцифера прямо сейчас, как только смогу его найти.
— Он действительно сжег дом Бруклин?
Я знаю, что Джеремайя имел в виду то, что сказал, когда предложил мне свободу. Вернее, свободу в пределах разумного, в пределах этого особняка. Но я не знаю, не солгал ли он о деталях.
По какой-то причине Николас кажется нервным. Он быстрее вертит бутылку в руках, внимательно наблюдая за ней.
— Да, — наконец говорит он. — С помощью своих придурков Несвятых.
Это меня удивляет. Не Несвятые, но я думала, что его нервы связаны с тем, что он собирается раскрыть ложь моего брата.
Еще два вопроса. Я двигаюсь на своем стуле, засовываю руки обратно в карманы и прочищаю горло.
Николас поднимает брови, как бы спрашивая: — Этого достаточно? Но это не так. Даже близко нет.
— Любит ли мой брат Бруклин?
Николас отшатывается назад, чуть не выронив бутылку из рук. Он сжимает ее в одной, пальцы бьются о стекло. Он не ожидал этого. Но я уже знаю ответ до того, как он его подтвердит.