— Мне все равно, что ты сделала, — говорит он, его слова обжигают мою кожу. — Мне все равно, с кем ты была, ты понимаешь?
У меня перехватывает дыхание. Мы снова говорим об этом. Я думала, ему не понравится эта часть. Я думала, он не захочет это слушать. Никто другой не хотел. Вот почему я никогда не встречалась. И, возможно, он не хочет этого слышать, потому что я не хотела слышать о беременной девушке. Я не хочу думать, что один из его первых, один из самых важных, не будет со мной. Это может сделать меня ужасным человеком. Сумасшедшей. Но мне все равно.
Я понимаю.
— Ты понимаешь? — спрашивает он меня снова, его пальцы крепче сжимают мое горло.
Я киваю.
Он стонет мне в ухо, его дыхание обжигает мою кожу.
— Теперь ты моя, Лилит. Ты моя с этого момента.
Одна его рука все еще на моем горле, другой он собственнически тянет вниз по моему телу, пока не оказывается там, между моих бедер. Прямо там, где я хочу, чтобы он был.
Он хватает меня, сильно.
— Это. Это мое, — его рука возвращается вверх, и он берет одну грудь, затем другую, проводя большим пальцем по моим соскам. — Мое, — снова рычит он.
Он отстраняется, одна рука все еще на моем горле. Другая — на моей груди.
— Вся ты. Теперь ты, блядь, моя.
Я думаю о девушке. О ее ребенке. Об Атласе и других Несвятых. О том, что Риа говорила о них. О том, кто они такие. Что они делают. Я думаю обо всем этом, но мне все равно. Сегодня вечером он — не он, а я — точно не я. Потому что та я, которая покинула мою квартиру, хотела умереть. Той я, которой я была всего несколько часов назад, уже давно нет, потому что если бы ее не было, меня бы сейчас здесь не было.
Но я здесь.
Он подхватывает меня и бросает на кровать, я переворачиваюсь на спину.
Он тянется к чему-то из моего поля зрения, а потом он встает на колени, его глаза пожирают меня, одна рука лежит на моей груди. Он протягивает бутылку, как подношение.
Ром.
Извращенное, больное причастие, от которого я не откажусь.
— Прежде чем ты примешь это, ты должна кое-что сказать, — он все еще прижимает одну руку к моей груди, все еще стоит на коленях надо мной.
— Что? — спрашиваю я с любопытством.
— Клятву смерти.
Он роняет бутылку на кровать и грубо сжимает мои запястья над головой. Он наклоняется, его рот накрывает мой, когда он произносит слова, которые я должна повторять за ним.
Я связываю себя с тобой этой ночью,
Независимо от того, как будет двигаться нож.
Через кровь и кости,
Плоть и сердце,
Смерть может прийти,
Но мы не расстанемся.
Я повторяю каждую фразу ему в рот, а он, держа мои запястья одной рукой, тянется к бутылке рома, откручивает зубами пробку и подносит бутылку к моему рту.