Я делаю еще один шаг.
Наконец, он хватает меня за запястье, рывком останавливая. Я не шевелюсь. Это не удивляет меня.
— Прикоснись к нему, — снова говорит он, его слова касаются моего уха, его голос звучит как рычание.
Я напрягаюсь. Страх ползет по моему позвоночнику.
Я отдергиваю руку и поворачиваюсь обратно к телу. Мужчине, вероятно, было около тридцати лет. Он крепко сложен, на его торсе много татуировок, некоторые из них сорваны ножом, который мой брат снова и снова погружал в его плоть. Он лежит в луже собственной крови, что означает, что мои черные ботинки, вероятно, будут в ней. Но его голова не тронута. Его глаза не видят, у него аккуратно подстриженные светлые волосы, не слишком отличающиеся от волос Николаса.
Вот тут-то я и сделаю это. Потому что я не могу продолжать ослушиваться Джеремаю. Будет только хуже.
Я осторожно обхожу тело, избегая кофейного столика, на котором он лежит в футе от меня. Я приседаю, делаю вдох и протягиваю руку к чисто выбритому лицу мужчины.
Он странно ощущается под моими пальцами. Не совсем холодный. Но и не совсем теплый. Я глажу его по щеке. Затем я убираю руку и поднимаю глаза, встречая взгляд брата.
— Ты закончил? — спрашиваю я его.
Он улыбается. Мой желудок вздрагивает.
— Даже близко нет, — мурлычет он.
Я встаю на ноги.
— Пошел ты, — говорю я ему во второй раз за эту ночь. — С меня хватит, Джеремайя, — иногда я забываю, что он сменил свое гребаное имя. Сменил имя и продал душу, так мне иногда кажется. — Готово. Отвези меня домой.
Но я не двигаюсь.
Джеремайя сцепляет пальцы перед собой, переводит свой нефритовый взгляд с тела на меня.
Мы в крови. Но в эти мгновения я чувствую себя для него никем.
— Мне нужно, чтобы ты была сильной, Сид, — его голос низкий. — Мне нужно, чтобы ты была храброй. Мне нужно, чтобы ты научилась заботиться о себе, черт возьми. Но если ты не будешь сильной, ты не сможешь этого сделать, не так ли? Как ты не смогла в прошлом году?
Мы больше не на карусели, но меня все еще тошнит, когда я вспоминаю ту ночь. Когда он нашел меня через четырнадцать лет. На самом дне моей жизни.
Я чувствую, как знакомый гнев нарастает в моей коже. Я всегда злюсь. Но в отличие от Халка, это не то, что я хочу контролировать. И это не суперсила. Не там, где речь идет о моем брате.
Я встаю на ноги. За моим братом Кристоф, мясистый и лысый, ухмыляется мне. Николас хмурится и качает головой. Еще одно предупреждение. Я игнорирую его. Я обхожу пропитанный кровью ковер и встаю лицом к лицу с Джеремаей.
— Отпусти меня, — говорю я, широко сгибая пальцы по бокам, чтобы не дать им свернуться в кулаки. Я снова бросаю взгляд на мускулистую линию, выстроившуюся по комнате, которых мой брат всегда держит при себе — даже когда трахает Бруклин. Но ни Кристоф, ни Николас не достают свое оружие и не делают ни шагу.