– Эй! Живые есть! – громко крикнул Филоненко. Херсонский справился с обоймой, но промолчал.
– Живые, говорю, есть? Выходи к фонарю.
Херсонский оглянулся. Он остался один.
– 5 минут у вас. – это Руденко подключился. – Некогда нам. Завтра на работу. Людям свет нужен.
Загрустил бригадный генерал Херсонский. Пригорюнился. Проклял себя про себя за то, что связался когда-то с цирковыми.
– Выхожу. Не стреляйте.
Херсонский со вздохом оторвался от борта БРДМа и пошел медленно мимо жарких пожаров в сторону обжигающе-белого света. Пока шел, думал: « Не получилось. Не вышло. Кроком руш или Казанское высшее танковое… Поженить не вышло».
Херсонский встал ровно в центр светового круга.
– Повернись-ка, сынку. – услышал генерал из темноты. Он повернулся, пожал плечами и поднял Стечкин. В световой круг ударили сразу с нескольких сторон Филоненко, Стеценко, Руденко и Пальцапупа.
– Вроде важный какой-то. – сказал Руденко. Монтеры обступили лежащего на земле и мертвого Херсонского.
– Вроде опоздали мы, мужики. – подметил Пальцапупа и забрал из все же теплой руки генерала теперь уже его трофейный Стечкин.
Общую могилу выкопали на обочине в отсветах недавнего боя. Из двух штакетин Стеценко соорудил наскоро крест.
– Был генерал и нету. – сказал Петрьов. Вместе с Селезньовым он укладывал своих мертвых побратимов в неглубокую яму.
– А ты есть. – то ли спросил то ли утвердил Пальцапупа.
– А я есть. – подтвердил Петрьов.
– Тогда не стой стилбом. Дуй за лопатой. Кроко-ом руш!
Петрьова и Селезньова оставили там же на обочине.
– Потому как- рассудил Филоненко. – Они и так навсегда пленные.
А вот пограничный столб с позолоченным тризубом забрали с собой в фургон.
– Мы его, придет время, где надо и кому надо воткнем. – сообщил Пальцапупа коллегам и все с ним согласились.
Ремонтерка проехала Барашки Малые и повернула направо. Филоненко, Стеценко, Руденко и Пальцапупа ехали на юг. Зажигать свет и тушить свет. Много-много недоделанной работы осталось у луганских боевых монтеров.