…Говорите, не сказка? А вот я уверен, что самая настоящая сказка. В сказках всё именно так и полагается. Особенно счастливый конец.
Итог по четвёртому «треку»: Гундарин, Цой, Гримм (братья), Базиле, Крылов, Перо.
Можно в алфавитном порядке (сильно скромнее в отношении автора книги тут не получится – попадает в серединку списка): Базиле, Гримм, Гундарин, Крылов, Перо, Цой.
«Песен ещё ненаписанных, сколько?
Скажи, кукушка, пропой…»
А вот тут ответ есть! Осталось ещё ровно восемь треков.
Один раз уже написал, но не худо бы и повториться: автор с третьего «трека» («Бездельник»), пусть и не навсегда, отказывается от «лирического героизма». Его персонажи начинают быть не «я», вернее, не только «я», а получают говорящие имена. В «Прогулке романтика» главный герой – некий Копытов (чёрт? маленький/мелкий бес?). Быстренько вспоминаем Фёдора Сологуба, дорогой читатель! А кто не читал «Мелкого беса», ещё не поздно это сделать прямо сейчас.
Сюжет гундаринского рассказа: поэт-неудачник всю жизнь гонится за литературными премиями, за птицей счастья завтрашнего дня, но вечно на один-два шага отстаёт, не дотягивает до финала. То шорт-лист (два раза!), то лонг-лист (целых три!). Помните? Кто постарше, то наверняка вспомнит и усмехнётся: «Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных, куртка замшевая… три куртки. Магнитофон импортный! Пиджак!..»
В общем, дела у Копытова таковы: «В “Эмигрантской лире” дошёл до финала (там местных тоже пускают)». Тут моя ремарка: автор хотел сказать как раз про «не местных» (типа: люди добрые, помогите, сами мы не местные), ибо издаётся «Эмигрантская лира» всё-таки в Бельгии, в Льеже. Прямо-таки иностранный агент… семи разведок! «Национал-предатель» и «пятая колонна» – это нынче столь же модно, сколь и опасно!
Однако не отвлекаемся на пустяки и продолжаем речь о достижениях главного персонажа, гоняющегося за синей птицей (Метерлинк!): «Ну, само собой, подборки в “Знамени”, “Дружбе народов” – по одной, в “Дне и ночи” целых четыре, но это почти не считается. В коллективных подборках публикаций, что называется, без счёта. Две книги в небольших московских издательствах, известных среди своих».
Дело неуклонно движется к славе: то ли общероссийской, то ли мировой/глобальной. Или, как в «12 стульях» (Двенадцать! – и Ильф с Петровым, и Блок), речь идёт уже даже о «первом в истории мироздания межпланетном шахматном конгрессе». Ещё немного, ещё чуть-чуть, последний бой – он трудный самый. Копытов вот-вот получит некий «Дебют». Ну, ещё чуть-чуть, ещё поднажать, рогом упереться, ну же! – и… Но этого «и» нет и нет. А «знающие люди» меж тем то это советуют, то то, то сё, то то да сё, то пятое и десятое, то всё вместе. Не хотят выпускать его из своих тенет. Явно «разводят на бабки», но автор книги почему-то оставляет этот сюжет за скобками, намекает, но то ли не разворачивает, то ли умалчивает/не договаривает (может, он и сам, плетя свои узоры и сети, на собственный крючок попадался).