Мы здесь не первые.
Металлическая крышка не пролезает в дверь, поэтому мы кладем ее на асфальт и смотрим друг на друга.
– Я пойду первым, – говорит Уэс, вытаскивая оружие из кобуры.
– Я иду с тобой, – заявляю я, прежде чем взглянуть на Ламара: – Ты останешься с ним.
Но Ламар не слушает. Он смотрит на своего старшего брата так, будто тот повесил луну на небо, а потом упал с нее.
– Не смей прикасаться к этому стеклу, – добавляю я, указывая на шею Квинта. – Он истечет кровью. Ты меня слышишь?
Ламар кивает, но по-прежнему не поднимает глаз.
Когда я поворачиваюсь к Уэсу, то ожидаю, что мы снова будем спорить, но он молчит. Парень просто предлагает мне свой локоть и одаривает меня грустной, измученной, но совершенной улыбкой.
– Без борьбы? – спрашиваю я, обхватив рукой его татуированный бицепс.
Уэс целует меня в затылок.
– Без, – шепчет он. – Я не выпущу тебя из виду.
Что-то в его словах заставляет мои щеки вспыхнуть. Я должна бояться идти ночью в заброшенный торговый центр без электричества посреди фальшивого апокалипсиса, но, когда Уэс пихает меня себе за спину и открывает разбитую дверь, единственное, что я чувствую, это эйфорическое, девчачье чувство принадлежности. Я бы последовала за этим мужчиной хоть на край света, и тот факт, что он готов мне это позволить, только заставляет меня любить его еще больше.
Мы входим, и дверь закрывается с легким щелчком. На цыпочках переступаем через разбитое стекло, как профессионалы. Уэс идет впереди, держа перед собой пистолет. Запах десятилетней пыли и плесени просто невыносим. Мне приходится стиснуть зубы и прикрыть нос рукавом толстовки, чтобы не закашлять. Единственным источником света является луна, свет которой проникает сквозь грязные потолочные люки. Но поскольку я в детстве много раз приходила сюда, то могу прекрасно ориентироваться.
В конце этого холла, в центре двухэтажного атриума должен быть фонтан. Я помню, что за ним располагались эскалаторы, а по левую руку от него – красивые, стеклянные лифты. Помню, как упрашивала маму, чтобы она мне разрешила на них покататься – и каталась. Из атриума коридоры расходятся в четырех направлениях. Этот ведет к главному входу. Северный – к старому фудкорту. А два других, слева и справа, приведут к большим универмагам, в которых, как всегда говорила мама, мы не могли позволить себе делать покупки.
Несмотря на то, что я помню, как приезжала сюда ребенком, у меня нет чувства ностальгии. Нет теплого чувства. Здесь так темно и так пусто, что мне кажется, будто я иду по незнакомой планете, и мне говорят, что раньше это была Земля.