Потом они поели, для этого Рено пришлось осторожно принять сидячую позу. К ним присоединились другие: пожилой мужчина, кажется, отец одной из жен Большого Солнца, и две старухи, одну из которых Элиз видела накануне присматривающей за мальчиком. Похоже, что это были тетки Татуированной Руки. Привели и самого мальчика, этого маленького бронзового херувима, которого представили как сына Большого Солнца. Все были очень внимательны к Рено, предлагали ему разные лакомые кусочки, заставляли пить крепкий бульон для укрепления сил. Даже мальчик, которого звали Маленькая Сова, понял, что дяде плохо; он привстал и тихонько потерся своим маленьким носиком о худую щеку Рено.
Рено ел жадно и с удовольствием, обмениваясь шутками со старухами и улыбаясь брату. Однако вскоре он замолчал. Взглянув на лего, Элиз увидела, что он побледнел еще больше и обессиленно прислонился к стене дома. Приглядевшись к нему повнимательнее, она заметила, что у него под глазами залегли черные тени, а лицо осунулось. Да и как ему было не устать? На протяжении всего пути из дому Рено почти не спал, неся охрану, в день приезда ему пришлось принимать участие в празднестве, а прошлую ночь он провел, бодрствуя, в храме. Он ничего не ел почти двое суток, а затем подвергся такому ужасному наказанию. Удивительно, что он еще был в сознании после этого.
Элиз коснулась его руки и сказала:
— Приляг. Тебе надо поспать.
К ее просьбе присоединился Большое Солнце:
— Да, поспи. Я приказываю.
Однако Рено смотрел только на Элиз. Его глаза потемнели от боли и усталости, но взгляд их был чист.
— Ляг со мной, Элиз.
Трудно было отказать ему в просьбе, когда он пребывал в таком состоянии. Но ведь она поклялась, что не вернется на его ложе! Элиз понимала, что в данный момент он для нее не опасен, но если она ляжет с ним по своей воле сейчас, примет ли он ее отказ потом? Она глубоко вздохнула:
— Я буду тебе только мешать.
— Мне тебя не хватало вчера ночью и во все другие ночи нашего перехода.
— Я уже говорила тебе, наш договор расторгнут. Я больше не обязана делить с тобой ложе.
— Ну хотя бы сегодня ляг со мной!
Элиз почувствовала, что кто-то тронул ее за плечо.
— Сделай, как он просит, — негромко сказала Татуированная Рука.
— Не могу!
Большое Солнце приблизился к ней:
— Неужели мне нужно тебе приказывать? Это не такая уж большая жертва, француженка.
Разве? А как же ее гордость и самоуважение? А что же ее будущее?
— Элиз, пожалуйста…
Серые глаза Рено потемнели, его лицо было бледно; рука, которую он протянул к ней, слегка дрожала. Именно сострадание заставило Элиз сделать первый неуверенный шаг к нему. Сострадание — и приказ его брата. Ничего больше.