Поэтому в очередной раз, когда великан забылся в горячке, а она пыталась не допустить, чтобы его тело нагрелось еще больше, Мира запела. Она тихо мурлыкала колыбельную, с помощью которой мать колыхала ее, а потом и младших и братьев.
Мужчина подергивался в беспокойной дреме, страдая от жара, но как только первые звуки ее голова донеслись до него, стал успокаиваться. Воодушевленная Мира продолжила петь, пока он не задышал глубоко и ровно. Ей даже показалось, что эта простенькая мелодия, передающаяся из поколения в поколение, подействовала на больного не хуже заговора.
В следующий раз она завела незамысловатый мотив сама себе, когда села чинить прохудившуюся одежду. Напевала под нос, думая о том, что до того, как начнется настоящая зима, нужно позаботиться о дровах. Тех уже почти не осталось. На это уйдут последние скудные запасы, которые еще оставались после продажи лошади, но ничего не поделаешь. Без дров здешние морозы она не переживет. А еще этот… Не зря монойцы никогда не появлялись зимой — знали, что погода слишком сурова. А еще волки. В снежное время от них спасу нет. Нужно будет обновить изгородь вокруг дома, иначе она и с хаты выйти не сможет после захода солнца. А ведь уже темнеет быстро.
Увлекшись мыслями, северянка замолчала. Мелодия прервалась.
— Спой еще, — раздался хриплый низкий голос.
Мира уронила шитье, оглядываясь. Но в хате, кроме нее и монойца, никого не оказалось. Она непонимающе на него уставилась. До этого он все время лежал, бесцельно глядя в пустоту, теперь же смотрел прямо на нее внимательно и даже… нежно, с мольбой. У Миры захватило дух от такого взгляда.
— Пожалуйста, — вновь подал голос он, закашлялся, прочистил горло и снова добавил: — Спой еще.
Женщина подскочила, ловя воздух ртом. Ответить что-то не получалось. Наверное, ее так не удивило бы, если бы она вдруг заметила, что у чужака выросли рога или копыта. Но он говорил на ее родном языке! На том, который использовали ее родители, деды и прадеды! Она уже смирилась с тем, что, ухаживая за ним, предает свой род. Что из-за своей слабости не смогла опустить поднятое оружие, не смогла убить врага. Но слышать, как он оскверняет ее родной язык, говоря на нем, — оказалось выше ее сил.
Мира почувствовала, что задыхается. Стены словно сужались перед ней, норовя раздавить. Весь воздух разом покинул грудь. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Почти на ощупь она добралась до двери, схватила тулуп с крючка и буквально вывалилась наружу. Некоторое время постояла на четвереньках, приходя в себя, встала и как во сне пошла в лес, не разбирая дороги.