Не глядя он запахнул за собой дверь и сделал шаг навстречу. Женщина наконец отмерла и попятилась. Но вскоре уперлась в стол. Страшное лицо все приближалось. Вот он стоит уже в полушаге от нее, такой высокий, что ей пришлось бы задрать подбородок, чтобы еще раз заглянуть в эти черные глубокие колодцы. Но она не делала этого — страшилась. Опустила голову, зажмурилась, вся сжалась.
Мира прекрасно знала, что ее ждет. Ее некому защитить. Муж, который мог бы, уже полгода как почил, она развеяла его прах над чистым полем. Его унес ветер. Что она, тростинка, может сделать против этого дуба?
На их селение нападали нечасто, но каждый такой налет оставлял за собой сожженные и ограбленные дома, покалеченные трупы пытавшихся сопротивляться мужчин да горюющих вдов и матерей. А еще истерзанных девиц, которые, если выживали, приносили на этот свет нежеланных, нелюбимых и всеми презираемых детей с заранее поломанными судьбами. Некоторые трогались умом, нередко выживших через несколько седмиц* после такого кошмара находили в реке. Те предпочитали расстаться с жизнями, когда понимали, что носят во чревах отпрысков этих извергов.
Она услышала глухой стук и украдкой приоткрыла веки: он положил клинок на стол. В следующий миг ее еще горячего после сна тела через легкую ткань рубахи коснулись холодные руки. Она вздрогнула. Одним резким движением он посадил ее на стол. И что-то произнес на своем грубом наречии. Она ни слова не поняла, тогда он схватил ее за подбородок, заставив смотреть на себя. Глаза в глаза. От него пахло дымом и солью. Вся одежда насквозь пропиталась тем особым ароматом моря, который ни с чем не спутаешь.
В чужеродных чертах лица она прочитала знакомые эмоции. И, несмотря на испуг, такой сильный, что ее мутило, удивилась. Он сомневался. Вглядывался в ее голубые озера, будто хотел найти там что-то для себя. Но у нее не было ничего для него. Только страх, только затаенная ненависть, которая вот-вот готова прорваться наружу и затопить собой всю душу. Мирослава страшилась и презирала его. Он ждал. Она не смогла бы сказать ему то, что чувствует. Между ними стояла непреодолимая преграда совершенно непохожих друг на друга языков. Но Мирослава позволила всей гамме чувств отразиться в каждой черточке лица. Из пучин голубых озер выплеснулось все отвращение, долгими десятилетиями копившееся у ее народа по отношению к его.
Лишь на мгновение она увидела в нем растерянность. Боль. И даже страх. А потом он усмехнулся, показав крепкие ровные зубы. От этой улыбки Мира затряслась. Не желая больше медлить, злодей невероятно быстрым движением разорвал ткань ее рубахи: от шеи и до самого подола. Мира хотела прикрыть грудь ладонями, но тот не позволил ей сделать это, лишь покачав головой. Ледяными руками он провел по ее плечам — остатки ткани упали на стол. Мира сглотнула горькую вязкую слюну. Его пальцы тревожно медленно направлялись от ее ключиц, огибая мягкие, но упругие холмики, чуть коснулись затвердевших от холода сосков, вниз по ребрам, к животу. И все это время он вглядывался в ее лицо, улавливая малейшие изменения. Она растерялась. Не так представляла себе взятие женщину силой. Что он творит?