Вот только я уже все решил.
Углядев меня, Маэва изобразила знаменитый жест Морфеуса. Рани стояла рядом и казалась шокированной. Я торопливо подошел.
— Ты знаешь, что в местной деревне, под видом дедушки-одуванчика, живет Хранитель*? И как бы не двухвековой, — выпалила она. (*Нечто вроде Лешего, но для деревни)
— Ни фига себе! Хотя — вот ни капли не удивлен, иначе с чего бы отворотке так долго держаться. И что он сказал? Или ты с ним не говорила?
— Не случилось, — Маэва развела руками, — отвод глаз кинул и свалил с радара. Знаешь ведь, Хранитель на собственной земле, практически, неуязвим. Но, сдается мне, не зря он нашу Рани в усадьбу наладил. Связано все: и Хранитель, и усадьба, и ведьма, которая тут ошивалась. И черандак, пропавший без вести. Все в суп... А когда вокруг одного места столько чертовщины накручено, сто пудов — алтарь рядом.
— Рядом, — подтвердил я, глядя на Маэву взглядом невинной монахини. И, дождавшись, когда она сообразит и вздрогнет, кивком подтвердил. — Я его нашел.
— Ма-а-ать моя... порядочная женщина, — чернокосую явственно передернуло, — ты хоть не трогай его пока.
— Уже.
— Ты долбанулся, придурок! — заорала она на всю поляну, позабыв достоинство потомственной ясновидящей, боги сбились в каком колене.
— Ну... очевидно, что нет, — мирно сказал я, намекая, что стою тут, а не лежу там и вполне себе жив.
— Еще одна такая ошибка — и поедешь домой вечерним пешкодралом! — чернокосая выдохнула, потихоньку остывая.
— В танго не бывает ошибок, — возразил я. — Ошибся — импровизируй!
— Только не говори мне, что ты собираешься... — сквозь зубы выдохнула она.
— Не буду. Зачем? Ведь мы с тобой без слов понимаем друг друга даже слишком хорошо.
— Я не дам добро.
— Я тебя уговорю. — Я подмигнул Маэве, повернулся к Рани. И в который раз остро пожалел, что нам отпущено так мало времени.
Ничего. Зато что есть — все наше.
— Кубки наполнены, прекраснейшая, — вполголоса сказал я, — гонг прозвенел. Время умирать за королеву!
Услышав меня, Маэва кинула быстрый взгляд в сторону солнца, подобралась и кивнула.
— Шесть вечера. Ну что ж, вздрогнули. Да будет игра!
— Доброй ночи, прекраснейшая, — шаман... или, скорее, жрец отвесил мне изысканный придворный поклон. А потом взглянул пристально, словно спрашивал разрешения, поднес мою руку к лицу и сухими губами, предельно аккуратно коснулся того места, где дергано бился пульс.
Всего одно быстрое касание, вообще ничего не значащее в сегодняшних реалиях. Но в то время это было равносильно объявлению женщины своей...
Уточнить, по какому календарю он живет, я не успела — Хукку удалился стремительно, словно сама наступающая темнота поспешила укрыть его своим плащом, сберегая тайны шамана.