– Метука[3], иди ко мне! Мы тебя потеряли! Простите, – обратилась Виола к старику.
Тот слегка улыбнулся и поднял изящную сухую руку.
– Ничего, ничего. Благодарю вас, синьорина, за то, что составили мне компанию, – чинно поклонился он смущенной Ноа.
– Там было так красиво, мама, – шептала она Виоле, пока они поднимались к себе, – и музыка на пластинке, ты видела? Лоренцо сказал, что это диск, но диски совсем другие[4]! А его можно вставить в компьютер?
Виола только вздыхала. Такая чисто израильская непосредственность и привычка обращаться по имени в здешних реалиях могли быть приняты за бесцеремонность и грубость. Оставалось надеяться, что пожилой сосед все же не рассердился на девочку.
Синьор Виетти и правда не держал зла. С тех пор Ноа иной раз заходила к нему, одна или вместе с Нико. Тогда запертая дверь открывалась и оттуда доносилась музыка или негромкие голоса. Никакого визга и грохота, которыми, обыкновенно, сопровождались детские игры. Через некоторое время Виола бросила волноваться и прислушиваться к происходящему в нижнем этаже, когда младшие уходили в гости к Виетти.
Виола вернулась в дом. У кухни в тазу высилась гора неразобранного чистого белья, к тому же она хотела подготовить на понедельник новую игру для младшей группы, которую ей передали, когда заболела другая воспитательница.
Давид закончил шнуровать ботинки и теперь придирчиво разглядывал себя в зеркале, негромко споря с кем-то по телефону. Виола прислушивалась к его идеальному произношению и думала, что, несмотря на старания, ей самой никогда не заговорить с таким шиком на чужом языке. Виола подошла и обняла сына сзади. Он удивленно глянул на нее через плечо, усмехнулся и показал, что опаздывает. Виола вернулась к тазу с бельем, унесла его в спальню.
Давид был и оставался ее солнышком, ее маленьким мужчиной. Она выстояла, выжила ради него. И сын, не зная этого, платил ей сторицей.
Крепкие загорелые руки обхватили Виолу за плечи, едва не заставив выронить очередное чистое полотенце. Улыбающийся Давид чмокнул ее в щеку.
– Я ухожу. Тебе ничего от меня не надо?
– Нет, беги.
Дома они почти всегда говорили по-русски. Когда Виола закончила нехитрые домашние дела и уселась вырезать из цветной бумаги карточки, пришлепали Нико с Анджело. Ноа выбежала на балкон, чтобы пластиковым стулом привычно оградить неизменно привлекающий внимание малыша блестящий краник с водой. Виола отложила ножницы и прошлась по дому, поднимая с пола мелкие вещи. Все найденное ссыпала в вазочку на полке. Она не теряла надежды когда-нибудь сесть и разобрать ее. Но вазочка продолжала торчать на полке олицетворением вечного хаоса, зато домашние знали: если что-то потерялось, то рано или поздно с высокой вероятностью обнаружится именно там.