Мама не была каменной, я это точно знаю, потому что помню, как она переживала смерть незнакомого, виновного человека и того, кого считала близким. Я хотела, чтобы Вель понял, осознал, что Саяма всегда относилась к людям не так, как желала то показать.
Он говорит, что на казни его брата она не проявила никаких эмоций, но мы с бабушкой знаем, что за этим кроется огромная боль и опустошение.
«Светлые стены кабинета, большой рабочий стол и ничего лишнего в предметах мебели. Мама не любила безделушки в кабинете, поэтому, никогда не заботилась об уюте в нём, но для меня всегда было припасено несколько игрушек, которые хранились в нижнем ящике стола.
Она сидела, склонившись над листами, и что-то в них писала, а потом раздался стук в дверь, оторвав её от работы.
– К вам из ордена демонов, – уведомила секретарь.
Мама посмотрела на меня и улыбнулась, приложив палец к губам, прося этим жестом, чтобы я вела себя тихо. Я послушалась и затаилась за невысокой ширмой, теребя в руках волосы куклы.
В кабинете раздались тяжелые шаги, а затем и жизнерадостный мужской голос с легкой хрипотцой.
– Рад тебя видеть».
Вель дернулся под моими пальцами, и я поняла, что он узнал этот голос в моих полузабытых воспоминаниях.
«– Как всегда, погружена в работу?
– Ты же знаешь. У тебя что-то важное? Прости, но не стоит говорить об этом здесь… – несколько секунд тишины, несколько шагов, а затем из-за ширмы выглядывает мужское, очень красивое лицо. И глаза зелёные, как листва весеннего дерева.
– О, как. Привет, шпион.
Чувствую, как прищуриваются, в подозрении неладного, мои глаза.
– Ты кто? – нахмурилась я.
– Я друг Верховной, а вот ты кто – это вопрос. Подслушиваешь?
Улыбнулась и качнула головой. Тут же и мама зашла за ширму, ослепляя нас своей счастливой улыбкой.
– Сава, сходи к бабушке. Нам с дядей нужно поговорить».
Картинка снова резко изменилась.
«Она стояла в гостиной, оперевшись одной рукой о камин, в котором бушевал только что растопленный огонь. Её лицо то и дело озаряли его всполохи, и было видно, как ей мучительно больно о чем-то вспоминать. По её щекам катились крупные слезы, прямо до закушенной губы.
– Сая, это не твоя вина, – прозвучал голос бабушки, сидевшей в кресле. – Все мы ошибаемся.
Саяма резко развернулась, сжав кулаки.
– Ты не понимаешь, мама! Никто не понимает, этого можно было избежать, можно было принять более мягкое решение, пусть даже заключение под стражу…
– У тебя не было выбора, как ты не поймешь! – воскликнула бабушка. – Его вину признали, а он её и не отрицал.
Саяма снова повернулась к камину, но её лицо стало привычно холодным, и лишь дорожки от слёз напоминали о слабости верховной ведьмы.