Я уже плохо помнила, как она выглядела, почти забыла, какой она была, но очень часто размышляла над тем, как она погибла и как бы мы жили, не случись этого. Как часто мы бы с ней виделись. Я-то знаю, что мама очень много времени уделяла своей работе, но не верила, что осталась бы без её внимания и ласки, ведь, когда меня приняли в чужую семью, я была нормальным и жизнерадостным ребёнком. Со временем очень многое изменилось. Я прекратила искать в людях лучшее, несмотря на то что каждый день мне говорили, что в каждом есть что-то хорошее. Перестала искать общения со сверстниками, ведь меня не очень-то жаловали, считая уродкой. Да, в школе я была нежеланным другом и ученицей, не умеющей пользоваться своим даром. Да в общем-то, и сейчас мало что изменилось. Но в то время, когда моя внешность не была скрыта синергетической оболочкой, дело обстояло гораздо хуже. Имя Саяма Алайт было у всех на слуху. Моё настоящее имя тоже не очень-то отличается, а вкупе с внешностью не трудно догадаться, кто является дочерью знаменитой ведьмы. Савайя Алайт, так меня звали ещё два с половиной года назад.
Почему?
Почему от этого ненавидящего взгляда мне на ум приходит только одна мысль? Вельзевул знал мою мать. Как бы сильно я не желала игнорировать эту догадку, она уже укоренилась в душе, запуская корни в самое сердце. Других причин так смотреть на меня у него не имелось.
За что?
За что её можно было так ненавидеть? Неужели всё то, что мне о ней рассказывали, было правдой? Правда, что она была деспотичной и жестокой, а ещё холодной, словно глыба льда? Неужели женщина, родившая меня, могла быть такой ужасной, что заслужила этот страшный взгляд? Я почти не помню её.
И не верю.
Не верю в это. Пусть я не помню, пусть не знаю, но поверить в то, что мама была в чём-то виновата перед всеми теми людьми, которые к ней так плохо относились, я попросту не могла. Пусть я придумала, что эта женщина, чья кровь течёт в моих жилах, была светлым и добрым созданием, я не могу принять их ненависть. Она та единственная, из-за кого я люблю эту жизнь. Она дала мне её, растила до пяти лет и любила… наверное, но ведь родила! Не избавилась на стадии зародыша, не отдала на поруки чужим людям, а смотрела на меня каждый день… Не значит ли это, что она любила меня?
– Ты в порядке, лапушка? – проворковал позабытый мною вампир.
Бабушка всегда говорила, что у мамы был трудный характер. Она старалась не демонстрировать своих чувств окружающим и могла вытерпеть очень многое. Обычно она была спокойной и рассудительной, но, если её доведут до бешенства, заводилась за полторы секунды. Превращалась в неуравновешенную стерву, и тормозного пути не имела.