— Что ты делаешь… — Начал он, но быстро замолчал, когда девушка тихо произнесла:
— Савва..?
— Я же говорил, не называть меня этой идиотской кли… — Молодой человек осекся. Первичное раздражение быстро сменилось растерянностью, а затем — узнаванием. Его глаза расширились в удивлении, но только для того, чтобы подозрительно сузиться.
Он замолчал, недоверчиво разглядывая фигуру перед собой. Незнакомка напротив тоже не спешила нарушать эту ядовитую тишину. Она лишь завороженно пялилась на его лицо, узнавая и не узнавая одновременно бывшего парня.
Такие привычные черты, и такие сильные изменения. Резкие, бескомпромиссно очерченные линии скул и подбородка, жесткая линия губ, при этом — ни морщинок ни складок. В детстве девушка зачитывалась мифами и легендами Древней Греции, и именно так в ее изображении выглядел Бог Войны.
— Помоги мне…
— Что? — Моргнул Виктор, слишком занятый придирчивым анализом ее лица и одежды. Он сосредоточенно пытался понять, кто перед ним — человек или очередная хтонь. Поэтому слишком погрузился в себя, даже не подумал, как это будет выглядеть со стороны (Весьма жутко и угрожающе).
— Это же я, Ира! Мы встречались! — Невпопад крикнула девушка все тем же ломким от надрыва и боли голосом.
— Мы просто спали друг с другом. Ты сама согласилась тогда на секс без обязательств! И отказалась от нормальных отношений, — Раздраженно ответил он. Скорее от растерянности, чем из-за желания спорить или какого-либо негатива.
В глазах несчастной беглянки тут же появились слезы. Как всегда. Как в том далеком, бесконечно далеком прошлом, в мирное время, что сейчас воспринималось как сон. Ира никогда не рыдала навзрыд и не закатывала истерик, однако ее тихая боль и немые слезы били куда сильней любых скандалов и слезоразливов от всех его прошлых пассий вместе взятых.
— Почему ты не хочешь помочь мне? — Тихим, обреченным голосом спросила она. Обвинения кончились не успев начаться, осталось лишь отчаяние и какая-то обреченная покорность.
— Хочешь, я отдамся тебе? — Вдруг спросила девушка. Она сама не знала, зачем сморозила такую чушь. Конечно, он не такой, но… Женская красота — это все, что у нее осталось. А осталась ли?
Она не слишком отдавала себе отчет, когда начала томно изгибаться, призывно облизывать губы. Даже провела ладонью по груди, заставляя упругие холмы натянуться, а потом подпрыгнуть под тонким слоем облегающей ткани.
Не осталось ни здравого смысла, ни гордости. Только дикий, выворачивающий наизнанку ужас, что ее кошмар вернется. Что единственный человек из ее светлых воспоминаний уйдет. Ира должна была любой ценой уломать его остаться. Это все, что мог сейчас решить ее измученный, паникующий разум.