Редкие снежинки медленным хороводом кружили вокруг ее осунувшегося лица. Таяли на губах, путались в тусклых, словно обесцвеченных волосах цвета свалявшейся собачьей шерсти с нотками прежней рыжины, стекали маленькими, почти незаметными дорожками по щекам.
Первый снег в Ставрополе пошел внезапно, на пару недель, а то и месяц раньше положенного. Нет, никаких сугробов и метелей, просто белая рябь в воздухе да тонкий пушок на дорожках, крышах машин, козырьках домов. Он растает, исчезнет без следа за каких-то пару часов, но ей все равно было приятно смотреть на ленивый полет холодных снежинок.
Маленькие, хрупкие, неприспособленные к жизни в новом мире, они падали с неба, сверкали мистическим блеском отраженного света, чтобы растечься в вульгарную лужу поперек разбитой дороги.
Ира невольно улыбнулась своим мыслям, вытянула вперед ладонь, подставляя снегу и ветру свои озябшие пальцы. Ей было холодно и больно. Израненное тело глухо протестовало на любое осмысленное движение, а дрожь и стучащие зубы стали слишком привычными, чтобы обращать на них внимание.
Но внутри она пела от радости.
Но внутри она страдала от пустоты и собственной никчемности.
Это началось недавно, во время самого масштабного рейда Новых Христиан за всю историю их группировки, и, пожалуй, за все время с момента Катастрофы. А еще — впервые крестоносцев так цинично и безжалостно отправили на убой.
Девушка плохо помнила свою жизнь до прихода в церковь. Только смазанные картины воспоминаний, неожиданные эмоциональные вспышки от случайно увиденных вещей или таких же случайных ситуаций, тоска по красивому, ухоженному мужчине в дорогом костюме. Родственник? Любовник? Ира не могла вспомнить ни обстоятельств знакомства, ни даже его лица или имени.
Но даже так, непонятные вспышки раздражения или ностальгии на, казалось бы, прочно забытые лица были лучше безэмоционального груза памяти. Она помнила, как нравились ей лучи полуденного солнца, как она обожала кремовые тортики, поездки на море и еще кучу самых разных вещей. Теперь все они вызывали у нее сводящее зубы безразличие. Как будто и не было той, другой жизни…
А может и правда не все это мираж, видения, делирий, или просто приход от тех веществ, которые им добавляли в еду "заботливые" монахи? Она ведь была общительной, была напористой, пробивной, любила жизнь и дорожила своими воспоминаниями! Так почему вместо образа близких память услужливо подбрасывает набившие искомину постные или похотливые рожи церковных кураторов. Чертова секта!
Как итог, из всех встреченных в жизни людей она сумела вспомнить, или, вернее, сохранить в памяти только четверых: брата Германа, который и привел ее в Церковь, своего краснорожего куратора среди крестоносцев, подругу из своей десятки, что болтала не затыкаясь даже на тренировках, и Савву. Милого, пусть и не слишком заботливого паренька, с которым она встречалась еще до Катастрофы. Мягко скажем, не густо. Особенно если учесть, что приветом из прошлого был только бывший парень да так и оставшийся безымянным импозантный незнакомец.