– Ты сама на себя не похожа, – хмурится Людмила Петровна. – Похудела, мешки под глазами. Может, врачу показаться?
– Со мной все в порядке, – упрямо повторяю. Такая забота сейчас совсем не уместна. Я не готова принимать ее от этого человека. Предубеждение. Постоянное ожидание какого-то подвоха.
– Вик, это не шутки… – качает она головой. – У тебя дочь, она не может потерять обоих родителей.
– Не говорите так! – повышаю голос, вспыхивая в секунду. – Иван жив и вернется к нам!
Людмила Петровна поджимает губы и сканирует меня взглядом. Становится не по себе. Зябко веду плечами.
– Ты думаешь, я этого не хочу? – горько усмехается она. – Неужели ты до сих пор меня считаешь таким чудовищем?
– Я этого не говорила…
Шумно выдыхаю. Не хотела касаться этой темы. Мы давно закрыли ее и договорились больше к прошлому не возвращаться. Но, видимо, не одной мне оно не дает покоя.
– Говорить и не обязательно. Я и так чувствую и понимаю, что ты меня никогда не простишь.
– Неправда, – горячо возражаю. – Я вас давно простила.
И это истинная правда. Я не держу зла. Что было, то прошло. После воссоединения нашей семьи мы забыли все разногласия и начали жизнь с чистого листа.
– Это мой грех, и я правда пытаюсь его искупить.
На глаза наворачиваются слезы. Едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Гормоны, наверное, шалят.
– Я знаю, – судорожно вздыхаю. Свекровь и правда старается стать хорошей бабушкой и даже ни разу не нарушила наш с ней нейтралитет. Мне не в чем ее упрекнуть. – Простите меня, я на нервах.
– Мы все на нервах, но… – Ее голос срывается, а взгляд становится пустым и отстраненным. – Прошел месяц. Надо смириться и поставить точку.
– Что вы хотите этим сказать? – Внутри все обрывается, а сердце замирает в груди. Дышать становится тяжело, и я хватаюсь рукой за горло.
– Хочу, чтобы ты его наконец отпустила, как сделала это я. Нужно устроить похороны. Да и ребенку пора рассказать правду.
Смотрю на нее и не понимаю. Сдалась? Почему без боя? Ведь еще ничего не ясно. Ведь еще все может быть. Надо только верить. Но Людмила Петровна потухла. По глазам вижу, что ее надежда умерла.
Но я с этим не согласна. Внутри просыпается отчаянный протест. Делаю глубокий вдох и звучно припечатываю ладонь к столешнице.
– Этого не будет!
Свекровь вздрагивает от неожиданности и удивленно поднимает на меня глаза.
– Вик, так нельзя. – Голос звучит мягко, почти по-матерински. – Надо жить дальше. Ты молодая и…
– Хватит, – затыкаю уши и качаю головой. – Я не хочу даже слышать всего этого.
От нервов тошнота усиливается. Не справляюсь с реакцией организма, и меня выворачивает в раковину. Людмила Петровна сразу же оказывается рядом и подает мне стакан воды.