Пел сделала еще один, совсем крошечный шажок вперед. Ее пальцы коснулись моей кожи, едва–едва, а меня будто бы обожгло.
Ладно, топиться, так топиться… Умирать в расщепителе, я слышал, не больно. Просто в один момент ты жив, а в следующий — тебя уже нет.
— Ничтожное ба хотело и дальше приносить кофе утром.
Обжигающие пальцы двинулись вверх, потом — по шее, к подбородку, в конце концов, вынудили меня поднять голову, посмотреть в лицо моей богини. Пел, оказывается, выше меня.
— Так это был ты… это действительно был ты.
Я даже кивнуть не мог. Перед глазами — муть, как если смотреть сквозь воду. И голос ее долетает, словно между нами не расстояние меньше локтя, а стены аквариума.
Пел чуть отстранилась, глядя мне в лицо.
— Меня повысили… Отправляют на Сигму Кита… Помощницей Консорта…
Может, она говорила что–то ещё. Но я, кажется, потерял сознание от ее близости. И очнулся от того, что ко мне прижимается дрожащее теплое девичье тело. Она меня обнимала!
Моё сознание и тело застыли в клинче. Тело требовало обнять девушку в ответ, ведь оно именно этого и хотело все время. Разум при этом сообщал, что как только об этом узнает аут Лизбет, мне конец.
Но аут Пел все решила сама. Я услышал ее тихий шепот у самого уха.
— Я хочу сделать тебе подарок. В благодарность за помощь. Я сначала хотела спросить тебя, что бы ты хотел. Но…
Ее ладонь скользнула вниз, нырнула в складки халата, и обвилась вокруг моего члена.
Невозможно… Этого просто не может быть! Но она, правда, это сделала… Я вдруг заметил, что забыл, как дышать. Просто стоял, как болван, открыв рот, и во все глаза пялился в пустоту.
— …но, кажется, я уже поняла, что будет для тебя лучшим подарком. Я права? — Она снова заглянула мне в глаза, а ее пальцы пробежались вверх и вниз, явно желая убедиться, насколько я возбужден.
Я мертвец. Все, что бы ни произошло дальше, не отменит приговора, который уже вынесен и подписан.
А значит, можно делать все что угодно. Можно даже согласиться.
— Да, аут Пел, — с трудом произнесли мои непослушные губы.
— Покажешь мне свою спальню?
Тут я уже только кивнул, настолько не владел своими эмоциями. И повел ее «показывать» спальню. Только войдя в комнату, понял, что не знаю, что делать. И вообще утратил всякое разумение: вместо того, чтобы пропустить гостью вперед, сам зачем–то вошел первым. И вот пока я стоял и в замешательстве пялился на собственную постель, я вдруг почувствовал, как ее тонкие быстрые пальчики пробежали по моим плечам к самой шее и нырнули за ворот халата. Одно ее движение — и он распахнулся, съехав вниз до самых локтей. Кое–как повязанный пояс, распустившись, упал на пол. Я еще подумал: «Не хорошо. Надо поднять». Но тут она развернула меня за плечи к себе и… скользнув пальцами по лицу, прижалась к моим губам своими. Что со мной сделалось! Помню, как долго и неловко выпутывался руками из будто ожившего халата. Помню, как ловил дрожащими пальцами, словно трепещущую бабочку, ее лицо. Обхватывал жадными ладонями ее затылок и шею, погружаясь в тягучий мед ее ароматных волос. И все это время пил, пил без остановки ее дыхание, ее губы, ее язык. И слюна у нас была одна на двоих… А потом она сделала шаг вперед, толкнула меня в кровать и упала следом. Не помню, как раздевал ее. А может быть, она разделась сама? Я бы, наверное, так и не решился… И как входил в нее, тоже не помню. Помню только, что она помогла мне, направив мою псевдомужскую часть туда, куда нужно. И еще помню это ощущение сладостного сжатия и томительной тесноты, когда оказался внутри. Ни в ком раньше еще так не был. Разве что пальцами — с Лушей и с несколькими другими, но это, наверное, не считается… И как каждое мое движение внутри нее усиливало и эту сладость, и это томление — тоже помню.