– И что? Догадался? – спрашиваю с интересом.
Она аккуратно и тихонько кивает и краснеет до кончиков ушей.
– Да. Там только тупой не поймёт…
– Ну, ничего, – бабушка поддерживающе и сочувствующе хлопает её по плечу.
Она ещё сидит пару секунд поникшая, пока, не воспылав духом, снова не выпаливает:
– А вот, – обращается уже к нам, – как вы друг у друга записаны?
Я неловко хлопаю ресницами, вспоминая.
За все четыре месяца я так и не переименовала его! Кривоклювик…
Можно я промолчу?
Ну, Беркут, давай, скажи ты первый! Я подхвачу и совру.
А он молчит!
– Дамы вперёд.
Ах ты…
– Муж, – выдаю гордо, вспоминая оговорку у окна. – Вот так!
Пытаюсь замять эту тему, но не могу не узнать, как же я записана у Артура в телефоне.
– А я у тебя? – спрашиваю невзначай. Делаю вид, что мне всё равно. Но любопытная Варвара внутри так и хочет узнать!
– Жена.
Говорит с интонацией в виде: «А что, могло быть как-то по-другому?»
И это меня и напрягает.
Он ведь тоже лжёт! Свой своего издалека видит!
– Скука конкретная, – мелкая морщит носик. – Нет чтобы что-то поживее…
Я откашливаюсь, вспоминая своё милое название.
– Когда я ем, я глух и нем, – затыкаю её. Всё, хватит на сегодня разговоров про телефоны.
Конечно, на этом всё не заканчивается.
После ужина мы ещё долгое время сидим в гостиной, слушаем истории и играем в какую-то игру, привезённую Милой. Но я быстро устаю, и кажется, это не остаётся незамеченным.
– Милая, ты устала? – бабушка с беспокойством гладит меня по плечу. – Сейчас уснёшь. Иди спать, беременным сон полезен. Нам тоже спать пора, не мучайся.
Я устало улыбаюсь, в каком-то полусне киваю. Я устала по десятибалльной шкале на все сто. Но мне так хорошо с родными, что я этого не замечаю.
Встаю с дивана, хочу пожелать всем спокойной ночи, но не успеваю.
Мила подпрыгивает со своего места следом и подходит ко мне, чуть присаживается, касаясь щекой моего небольшого живота.
Большой, как будто с колючками ком застревает в горле. Ранит его, не даёт возможности говорить.
– Спокойной ночи, малышка.
Всего лишь три слова, но от них вся радость улетучивается. Снова отголоски последних дней проникают в сознание, отравляя его и заставляя сомневаться. Я пытаюсь верить в лучшее. Что наша малышка выживет, ведь иначе быть не может.
Но… Снова эти слова.
Опять представления, что её не станет.
Как сказать об этом Людмиле? Как она отреагирует на новость?
Сердце сжимается в маленькую горошинку, которая ещё чуть-чуть – и лопнет.
Поджимаю губы и пытаюсь сдержать рвущиеся наружу слёзы.
Мила поднимается, встаёт на носочки, целует меня в щёку.