– Ты бы, Янек, помаду с лица стер! Весь измазан! Полковник не приемлет такого.
Поблагодарив товарища стандартной фразой:
– Да иди ты к черту!
Я бросился к ближайшему туалету, сопровождаемый смешками пары встреченных малознакомых офицеров, где минут десять пытался привести себя в порядок – чертова ярко-красная помада никак не хотела отмываться. Когда же мне удалось справиться с этой напастью, в коридоре меня уже ждали. Вернее ждал. Адъютант. Взводный Спыхальский.
Бросив единственный взгляд на немолодого кавалериста, я тут же отметил – вот он действительно рад меня видеть. И это при том, что я не мог назвать его своим другом.
Четко козырнув, и, щелкнув каблуками своих кавалерийских сапог, Спыхальский поинтересовался:
– Какие будут приказания, пан подпоручник?!
Вместо отдачи какого-нибудь особо-ценного приказания я просто протянул руку, которую тот с некоторой заминкой пожал. Почему с заминкой? Так это и так понятно – не принято в буржуазной Польше такое отношение офицера к унтер-офицерскому составу. Вот если бы я ему что-нибудь приказал, да при этом наорал бы с три короба – то да, все было бы правильно, так, как привычно. Насмотрелся я уже на то, как ряд офицеров общается со своими денщиками. И меня это никак не устраивало, впрочем, так как ничего изменить у меня в этом не получится, я и не стал заморачиваться – без этого проблем хватало.
Пока шли к кабинету, Спыхальский осторожно рассказывал все последние новости:
– Кроме вас контрразведчики принялись за хорунжего Гловацкого, но я так и не понял, в чем его обвиняли, пан подпоручник!
– Хорунжего арестовали?
– Так точно, задержали. Но тут же отпустили, когда за него полковник Сосновский вступился!
Я молча кивнул. Сосновский… Чертов полковник. Вроде бы никаких проблем с ним не было, но чем-то он мне не нравился. Еще родственница эта, с которой мой "предшественник" шашни крутил и разругался. Вот только несмотря на то, что полковник мне не нравился, он никаких палок в колеса мне не вставлял. Почти. Опять же, Гловацкого отбить смог, а меня нет? Странно. Но тем не менее я на свободе. Поэтому ничего, из-за чего стоит обвинять полковника, у меня попросту нет…
В паре метров от кабинета меня перехватил знакомый поручник – офицер для особых поручений при полковнике. Этот самый "старший по званию лейтенант", как про себя окрестил я этого лощеного молодого парня с усами-щеточкой, заявил, что Сосновский требует меня срочно и прямо сейчас.
– Слушаюсь, пан поручник! – Коротко козыряю я, и, передав адъютанту свою шинель, привожу себя в порядок, после чего направляюсь следом за посыльным.