Дофин был бледен, но собран. Только кивнул, но приветливо.
— Восторг! — шепнула Мэри, обнимая. Одета на восточный манер, прическа как с японских гравюр. Юная императрица Китая!
Герцог обниматься не стал, но изящно поклонился. Так, должно быть, кланялся Арамис, встречая герцогиню де Шеврез. А Пафнутий просто сказал, что рад меня видеть.
— Видите, господин барон? Аншлаг, полный аншлаг! — Морозов был возбужден, но совершенно трезв.
— Вы, Савва Тимофеевич, к аншлагам привычны. В Художественном театре, к примеру.
— Художественный театр — дело хорошее. Но для меня убыточное. Одни расходы. А здесь — доходы. Даже без своего электротеатра, на съемных площадках были доходы. Теперь, думаю, станет лучше. Билетов наперед продано на тысячи! Можно было бы и дальше продавать, да нужно и честь знать.
— Доходы — это радует, — согласился я.
— Ещё как! — у Саввы совпали и художническая сторона натуры, и купеческая. Вот оно, счастье!
Раздался удар гонга. Через пять минут начало фильмы.
— Вы пойдете на просмотр, Петр Александрович? — спросил меня Савва.
— Посижу здесь. Очень, знаете ли, волнуюсь.
— Это понятно. Я сам волнуюсь. Но — пойду, как без меня, — и он отправился к артистам, представлять фильму.
Без меня, без меня. Это вы таланты, это вы всё придумали, это ваша заслуга, это вам будут посвящены звезды на Арбате. А я — ну, один из пайщиков. Не более.
Я услышал аплодисменты. Бурные. Это артисты, ведомые Саввой, вышли на сцену. Коротенькое представление перед фильмой. Савва молодец. И Дофин молодец. А уж какие молодцы артисты!
Все молодцы!
Аплодисменты, наконец, стихли, раздалась музыка. Началось главное — фильма.
Дверь открылась, вошла старушка. Та еще старушка, конечно. Мария Федоровна. Нет, не императрица-мать, бери выше: Мария Федоровна Морозова.
Я вскочил:
— Добрый день, сударыня!
Морозова не ответила, молча подошла поближе и поклонилась в пояс.
— Э… А… — я решил, что лучше всего подойдут смущение и растерянность.
— Поклон тебе за Савву. Боялась я за него, что с пути собьется, а теперь не боюсь, теперь вижу — нашёл он себя. Должница я твоя по гроб. Обращайся, — и она, не дожидаясь ответа, развернулась и ушла.
Да… Есть женщины в русском купечестве. Думаю, что не меньше, чем успехам Саввы на поприще синематографа, Мария Федоровна рада разрыву сына с Андреевой. То есть с Мэри Дрим. И в том и видит мою заслугу.
И опять открылась дверь, и опять вошла женщина. Ольга Леонардовна.
И я опять вскочил:
— Рад вас видеть, сударыня!
— Нет ли у вас вестей от Антона Павловича? — спросила Книппер.
— Нет. Россия и Япония сейчас в состоянии войны, потому лишний раз письма не напишешь. Долго идти будет, через Америку-то.