— И это тоже, — вздохнула я.
А еще тяготит прошлое. Я ругаю себя за то, что за столько времени так и не нашла моего мальчика. Что, если я уйду, так и не отыскав своего ребенка? Что, если не смогу больше помогать малышам из приюта? Смогу ли жить прежней жизнью, зная, что в другом мире кто-то нуждается в моей поддержке?
— Время вышло!
В классную комнату вернулась Селина и недовольно наморщила нос картошкой, заметив, что мы обнимаемся. Монахини не поощряли подобное, но вовсе не потому, что боялись детской привязанности. Они вообще были против любого проявления чувств и эмоций. Плакать нельзя, жаловаться нельзя, грустить тем более.
— Не уходи, — попросила Софи и уткнулась золотистой коротко стриженой макушкой в мое бедро. — Побудь еще немного.
— Я вернусь, — пообещала, погладив малышку по голове. Не обратила внимания на раздраженное покашливание монахини, пусть ее. — Ни за что не уеду, не попрощавшись.
Софи подняла на меня огромные карие глаза. И мое сердце болезненно екнуло. Все внутри переворачивалось от желания помочь каждому из этих сирот, дать им все, что необходимо. И даже больше.
Оставив малышей с их учителем, отправилась в хозяйственный флигель. По узкой обшарпанной каменной лестнице спустилась в подвал, туда, где монахини выращивали такрель. Только здесь было достаточно влаги и прохлады, чтобы получить хоть какой-то урожай.
Оказавшись здесь впервые, я была немало удивлена: все пространство под монастырем занимал огромный подземный огород. Кроме такрели здесь выращивали кое-какую бледную зелень, служившую приправой и дополнительным источником витаминов. А в центре располагался колодец, можно сказать, сердце монастыря. Сейчас сразу десять подростков доставали огромными ведрами воду. Остальные дети вместе с монахинями рыхлили огород и избавлялись от вредных вездесущих гусениц. Бледно-желтые, вонючие, они к тому же были ядовитыми. Так что собирать их приходилось в рукавицах.
— Перерыв!.. — с радостным облегчением объявила мать Синта. И первой опустилась на широкий плоский камень, вытянув ноги. — Дарина Врину, какая приятная неожиданность. Присаживайся, поболтаем. Матиса, Вором, да бросьте вы уже этих гусениц, никуда они не уползут. Отдохните немного, пока есть возможность.
Синта была не старше меня, точнее, не старше настоящей Дарины Врину. Называть ее «матерью» у меня язык не поворачивался, и, когда мы оставались наедине, часто пренебрегали этим правилом. Но при детях нельзя, обязательно отыщется тот, кто настучит настоятелю. Мне-то ничего, а вот Синте попадет по первое число. Она одна из тех, кто остался в монастыре после совершеннолетняя. Темненькая, низенькая, со смуглой кожей и черными глазами, Синта считалась некрасивой по меркам этого мира. К тому же магического дара — ноль. Как итог: ее не удочерили и не взяли в жены. Хотя как по мне, она очень даже миловидна, кому же приветлива и работяща. Пашет за троих, иногда в прямом смысле этого слова.