Они приходили во сне. Голоса. Жёсткие. Требовательные.
Они стучались мне в голову, старались проникнуть в возведённую мной ментальную защиту. Но я держалась. Держалась на голой воле, сцепив зубы до мерзкого скрежета.
Каждое утро чувствовала себя разбитой, но никто так и не смог покопаться в моих мыслях.
Со своими страхами я не делилась ни с кем, вокруг меня женщины вели себя, как обычно, а это значит, что такие неприятные ощущения возникают только у меня, либо они все хорошо притворяются. Почему я молчала и ни с кем не делилась своими переживаниями? Возможно, утром мне всё это казалось бредом сумасшедшего? Не знаю, да и некогда было сильно об этом задумываться.
На вторую ночь пребывания нам принесли две большие металлические переносные печи, от которых шло благодатное тепло.
И ножницы.
Вот тут-то всем стало не до благодарностей за жаровни. Нас собирались остричь.
Ещё в первую ночь я вытащила две свои самые длинные невидимки и спрятала в щель между досками лежанки. Как чувствовала, а точнее оценила внешний вид наших соседок из других комнат. И причёски у них были, в общем, они, возможно, когда-то и были, но не в данный момент.
"Парикмахерские процедуры" не заняли много времени: Алиска не заботилась об эстетике, стригла, как попало и очень быстро. Мне даже на мгновение стало страшно за свои уши, глаза, нос, вообще за всю голову. Но, видать, у девушки уже была набита рука и обошлось без травм.
Печи оставили. Хоть на этом спасибо. Пол ночи кто-то из слабонервных женщин подвывал во сне, вперемешку со всхлипами, таким образом убиваясь по утерянным косам. Мне хотелось вскочить и наорать на них, ведь это ещё не самое страшное, что могло с нами произойти, но я сдержалась. И сама не заметила, как уснула.
А потом начались трудовые будни, ни дня на отдых или просто передышку.
Уже целую неделю мы в этом огромном мрачном замке пашем, как Папа Карло, не разгибая спин. Конца и края этой пахоте не видно…
Первый день ещё был ничего, как оказалось. Зато все последующие… Если бы не заёмная сила, многие из нас, не привыкшие к таким суровым условиям труда, да что уж там говорить, которые вообще никогда не поднимали что-то тяжелее офисной папки, свалились бы от мышечных спазмов, трудовых мозолей на всю ладонь и многих других "прелестей" чрезмерной физической нагрузки.
Женщины из второй группы уже готовы были сдаться. Я видела это по их глазам. Оло появлялся в нашем загоне для рабов часто, практически каждый день, и навязчиво напоминал об условиях, при которых тяжёлый труд будет исключён и забыт, как страшный сон.