Семья же предпочитала делать вид, что вообще ничего не произошло. И им, надо сказать, это неплохо удавалось! Став любовниками, Захария и Габриэлла старались не афишировать свои отношения, но и не таились. Для него, как ни удивительно, стало нормой посреди чопорного чаепития и пустых светских бесед, а порой и серьезных разговоров, брать руку Габриэллы в свою и не выпускать до конца вечера, совершенно не замечая, что этим он шокирует окружающих, да и её саму. Элизабет в такие моменты замирала и с трудом проглатывала свой чай, но быстро приходила в себя и деланно улыбалась, а вот Эмма стреляла в Габриэллу неприязненными, весьма красноречивыми взглядами и быстро отворачивалась.
Такое поведение не вязалось с образом английского джентльмена, который давно сформировался у простой американской журналистки, и после проявления первого публичного приступа нежности, она поделилась с Захарией своим недоумением.
— Разве у тебя раньше были английские мужчины? — в ответ поинтересовался он.
— Нет, но о вашей чопорности, холодности и консерватизме можно слагать легенды. Стереотипы как всегда сильны!
— Это всё имеет место быть, но в своём доме, с близкими мне людьми, а в своей постели и подавно, я могу позволить себе быть таким, каким мне того хочется. Без оглядки на правила и стереотипы.
И после таких высокохудожественных изъяснений он совершенно бесстыдно и невероятно убедительно развеивал последний миф — об английской холодности. Габриэлла была счастлива от того, что её предположения относительно чопорности и сдержанности британских джентльменов в интимной сфере оказались в корне неверны. Иногда она смеялась, вспоминая, как представляла Захарию эдаким мистером Дарси, который, наверняка, приходил в спальню к своей супруге в колпаке и длинном ночном платье.
Но Захария оказался прекрасным любовником и после проведённой вместе первой ночи доказывал это при каждом удобном случае. Да, отношения, установившиеся с момента их знакомства, претерпели немалые изменения. Причем, с одной стороны могло показаться, что они не переменились вовсе, но с другой — стали диаметрально противоположными.
Он, как и прежде, дни посвящал работе, но их вечерние беседы, направленные на изучение его личности и коллекции, возобновились. Габриэлла не забывала, для чего она приехала в Англию, и была твердо намерена собрать всю необходимую информацию для своей книги. Книги, которую хотела написать в память об отце. И посвятить её Габриэлла собиралась именно ему. Сказать, что Захария стал как-то больше помогать ей или откровенней отвечать на щекотливые вопросы было бы ложью. Они оба — деловые люди, и когда речь шла о делах, то оба вели себя совершенно непреклонно. Каждый отстаивал свою точку зрения, правоту и собственную выгоду, невзирая на изменившиеся обстоятельства и взаимную симпатию. Их пикировки стали более хлёсткими за счет комментариев, которые они никогда бы не позволили себе при ином положении вещей. Но и Захария, и Габриэлла не могли не признать, что получали огромное удовольствие от этих словесных баталий.