– Тогда может через две недели? – предложила Женя. – Нога будет получше.
– Хорошо. Только не затягивай, – попросил Михайловский. – Работы сейчас много, война кончилась, а раненые остались.
– Обещаю, две недели крайний срок, Андрей Ионыч, – сказала она. – Буду как штык.
– Вот и молодец, – он кивнул, а через пару минут Василий позвал всех в столовую, где под его руководством уже накрыли стол.
Еда была выше всяких похвал. Все с удовольствием кушали, нахваливая Василия, а Миша еще и Анастасии комплименты делать успевал. Женя смотрела и вздыхала, завидуя, что ее обеды с Этьеном уже в прошлом.
Конечно, Василий принес и свою домашнюю наливку, рецепт которой пытались выведать у него кухарки всех соседних поместий, так что за столом скоро потеплело во всех смыслах.
Женя расслабилась, даже нога стала болеть меньше. Саша и Миша развлекали жену доктора с дочерями, а Андрей Ионыч позвал Женю в библиотеку – поговорить о ранах душевных.
Там он помог Жене устроиться в кресле, а сам уселся в соседнее, не обходя стол.
– Ну как ты, Женя? – спросил он, подразумевая, конечно, не видимые глазу ранения.
Женя вздохнула и как-то сгорбилась, обхватив себя руками.
– Места себе найти не могу, – сказала она. – Сердце ноет и ноет, плохо мне без него.
– Ох, Женя-Женя, – у Михайловского аж сердце защемило, ведь молодая княжна уже давно была ему как дочь. – Чем же нам залечить твое сердце?
– Ничем его не залечишь, – вздохнула она, сползла на пол и ткнулась лицом в колени хирурга, расплакавшись. Мужчине было не к лицу плакать, и она по привычке держалась долго, но перед Михайловским было не нужно притворяться.
У врача даже язык не поворачивался сказать, что время лечит. Он ведь видел, как зарождалась эта любовь, какое сильное было чувство, а учитывая, как драматично оно прервалось, надежда на выздоровление от душевных ран была слабая.
Михайловский положил ладонь на голову Жени и стал поглаживать.
– Ничего, Женя, ничего, – вздохнул он негромко.
Проплакавшись, Женя затихла и успокоилась. Заглянул Василий и вернулся уже с бутылкой кедровки – бодрящей и настолько резкой настойки, что Женю после глотка подбросило на месте. Она закашлялась, но мозги прояснились, а вот язык стал заплетаться.
– Поспать бы барину, – заметил Василий.
– Отведи в гостевую спальню в западном крыле, – кивнул Михайловский, отправляя Женю в дальнюю комнату, где его никакие звуки не побеспокоят. Последняя надежда у него была на то, что Женю отвлечет работа.
Женя уснула сразу же, как улеглась в постель и была укрыта заботливым Василием теплым пледом.