Кировская весна 1936-1937 (Ю) - страница 112

Используя только что приобретенный медицинский опыт, Мерсону и Лысенко тоже влили по глотку коньяка. Оба увидели капитана, стоящего на ногах, и, превозмогая слабость, тоже встали. Лысенко держался за грудь и морщился от боли.

– Освободите для меня место в другом танке, – сказал Арман, повернувшись к Осадчему. – Буду руководить боем. Надо вывести танки к своим.

Арман уже с горечью подумывал – не поджечь ли поврежденный танк, из которого он только что выбрались. Когда снаряды начнут рваться, бедную «таню» разнесет на куски, мало что достанется фашистам. К Арману подошли Мерсон и Лысенко.

– Разрешите доложить, товарищ капитан, – Мерсон с трудом шевелил губами. – Танк мало пострадал. Он только сильно закоптился. А мотор дышит…

– Еще бы танк не закоптился, если он выгорел изнутри, – впервые усмехнулся Арман. – Но вы-то обуглились! Подберем новый экипаж. Вас, раненых, разместим в других машинах.

– Мы не пойдем в бой? – Лысенко с тревогой поглядел на Армана.

– Как же вы можете идти в бой? – Арман оглядел Лысенко и Мерсона.

– Вы тоже обгорели. Но вы же остаетесь, товарищ капитан. А мы?.. Не хотите с нами? Выходит, мы плохо дрались? А рука… -Лысенко перехватил взгляд капитана и спрятал за спину забинтованную руку. – И одной справлюсь…

Арман, растроганный, еще раз оглядел своих товарищей: полусгоревшая, окровавленная одежда висела клочьями. В прорехах и дырах обожженная кожа. Глянул на себя – такое же обугленное тряпье, такие же ожоги, причиняющие острую боль. Сам он обязан терпеть, но можно ли посылать в бой пострадавших товарищей?

Мерсона обожгло сильнее, но у Лысенко еще несколько увечий. Он не успел отдёрнуть руку, когда вели беглый огонь, и разбил кисть. А когда шли в атаку, ударился грудью о замок орудия и повредил ребра.

Арман посмотрел на Лысенко – правая рука висит плетью, левой держится за грудь. И когда приготовился повторить свой приказ, осекся, увидев слёзы в их глазах слёзы обиды. Капитан считает их выбывшими из боя! Их повезут пассажирами.

– Ладно, отменяю приказ! – Арман скрыл волнение, он понял, что нечаянно оскорбил боевых друзей. – Ладно, сяду с Вами в эту коптилку. Распустили нюни… Будем драться втроем! Только сначала как-нибудь подлатаемся. Танкисты вытряхнули из аптечек все содержимое. В дело пошли вазелин, марля, вата. Вазелина на всех не хватило. Достали тавот, который предназначен вовсе не для медицинских нужд. Бинтов тоже не хватило. Разорвали чье-то белье, сделали перевязки, как сумели.

Колонна танков двинулась обратно.

..

– Утверждать, что каждый из нас герой, я не берусь, – засмеялся Арман, колонна которого наконец добралась до пункта дислокации, и встал, шатаясь от усталости. – Но твердо убежден, что каждый из нас заработал по два ужина.