– Я не похмеляюсь! – с этими словами Огурцова одним глотком осушила стакан самогона и легла в кровать в ожидании смерти. Однако смерть решила повременить с приходом к столь юному созданию. С каждой минутой Елена чувствовала себя все лучше. Зеленоватый отлив лица начал смещаться в сторону розового. Бабка, между тем, наколола дров, замесила тесто, прибралась в комнате, постирала белье, подкрасила окно, пересадила двадцать восемь цветов в более просторные горшки, из поднявшегося теста налепила пирогов с капустой, накрыла на стол, разлила чай по чашкам и смирно стала ждать Елену, которая, покачиваясь, никак не могла попасть ногой в колготки. Кстати, надо заметить, что от вчерашнего пьянства, вся одежда Елены Алексеевны желала бы себе лучшего вида. Далеко не первой свежести рубашка, мятая юбка. Бабка, глядевшая на все это безобразие и поковыряв бородавку на носу, ушла в подпол. Вернувшись, выложила перед Еленой чистый сатиновый сарафанчик в веселую ромашку и пару лаптей.
– На вот, переоденься. Последний писк от этого, как его… Деда Мороза. Есть тут один модельер знаменитый.
– Дед Мороз? Модельер? Погодите, вы ничего не путаете? Он же подарки выдает детям и только!
– Так, а ты за один рабочий день в год много ли получаешь? Вот и Дед Мороз подрабатывает, – с этими словами бабка хитро подмигнула девушке, – Одевайся давай быстрее, чай стынет, а тебе еще путь-дорога предстоит!
– А куда мне идти? – Лена растеряно вертелась перед большим зеркалом, пытаясь понять, хорошо ли ей в этом сарафане.
– Ну ты совсем уже! – снова хохотнула Старуха, – Тебе надо идти к Ивану Царевичу, в темницу. Там свиданку выпишут, потрындишь с ним, спросишь, как Сказочницу найти. А уж Сказочница тебя домой и отправит!
– Спасибо. Я как-то уже забыла, – Лена наконец пришла к выводу, что в просторном сарафане ей куда комфортнее, чем в узкой юбке и синтетической блузке. Напившись чаю с плюшками, Лена благодарно обняла Старуху, – Ладно, бабушка, спасибо тебе за хлеб-соль… И самогон… И сарафан.... Я пошла!
– На вот тебе клубочек. Куда он покатиться, туда и ты иди. Он тебе путь укажет! – Старуха кинула на дощатый пол клубок ярко-зеленых ниток.
Клубок тут же нетерпеливо начал скакать у двери. Уже отойдя от избы метров на пятьдесят, Лена услышала, как вслед ей Старуха крикнула:
– А увидишь этого хрыча старого… Рыбака моего, скажи, пусть возвращается… Прощу ему все!
Идти вдоль моря было тяжеловато, ноги вязли в песке, клубок тоже еле катился вперед и был грязен неимоверно. Но море внезапно, вместе с прибрежным песком, кончилось, и Лена вступила в небольшой городок, весь украшенный разноцветными флагами. Строения преимущественно были каменные, хотя, тут и там проглядывали ветхие избенки, как у Старухи на Синем море. Вытряхнув из лаптей остатки песчинок, отряхнув клубок и засунув его в пакет (авось пригодится), Елена Алексеевна решила идти в ту сторону, куда шло больше всего народу. А народ, как оказалось, шел на центральную площадь, где стояли наспех сколоченные подмостки для какого-то представления. За ширмой слышалась возня и ругань. Время шло, однако представление по каким-то сказочным причинам задерживалось. В толпе все отчетливей разносился ропот недовольства. Наконец, не дождавшись ничего, люди стали расходиться по своим делам. Лена решила все-таки остаться. Когда площадь опустела, на сцену вышел какой-то толстый мужчина в клетчатых штанах размера ХХХХ и с бородой до самого пола. Толстяк подошел к краю сцены и уселся, свесив кривоватые ноги вниз. Он был необыкновенно печален. Елена была уже стрелянным воробьем, поэтому сразу догадалась, что это Карабас-Барабас.