– Хорошо, что на этой неделе будет мало туристов, а то бы не удалось вот так свободно погулять, посидеть, поболтать – пришлось бы успокаивать братьев наших меньших. Обычно, когда кругом полно народу, обитатели загонов становятся ужасно раздражительными.
– Но ведь особенно большой наплыв туристов бывает в летний период?
– Круглый год. Мы вынуждены принимать гостей постоянно, устраивая лишь недельные отпуска четыре раза в год, иначе просто не потянем все это имение. Налоги на землю слишком высоки. Ну вот, мы и пришли.
Маленькие волчата спали, а лисята с радостным лаем носились по вольеру. Мама уже успела их накормить. Лишь один щеночек печально сидел возле поилки. При нашем приближении он уставился на Этьена грустными глазами.
– Это Кузя, – сказала я, – возьми его на руки, ты ему понравился. Но только осторожно – лапка перебита. Видишь: шина.
Оленят мы решили вывести на прогулку. Мамы пятнистых детенышей встревожено провожали нас глазами и не выпускали из виду, пока их детки послушно и доверчиво переходили от одного молодого деревца к другому. Отдельные телятки тянулись к нам, то и дело норовя потереться носами и лбами о наши ладони.
– Осторожно, не позволяй им приближаться к тебе слишком близко, – предупредила я Этьена, – у теляток начинают прорезаться рога, и они могут тебя поцарапать.
Однако мечтательный музыкант, казалось, не слышал меня. Он с минуту заворожено смотрел на пятнистых красавцев, а затем, подняв голову, стал рассматривать лес, поворачиваясь кругом. И, в конце концов, словно что-то отметив про себя, мужчина вперил свой взор далеко в море, сверкающее голубизной сквозь кружево кроны деревьев. Лицо его стало не то просветленным, не то ошеломленным.
– Что с тобой? – полюбопытствовала я.
– Не знаю. Не в состоянии сейчас понять, но, кажется, со мной творится что-то странное… – не сразу смог выговорить Этьен. Помедлив мгновение, он тряхнул головой, пожал плечами и снова повторил, – не знаю.
– А у Тишки бедного температура, – показала я на подошедшего к нам двухгодовалого марала, – недавно ему впервые отпилили панты, и он это очень тяжело перенес. Мама делает ему успокоительные компрессы. У нас несколько таких болезненных… Этьен! Да что тобой? Может, пойдем все-таки к моим тритонам и рептилиям?
Сын Шаровой Молнии вдруг резко схватил меня за руку и с силой сжал ее, точно стараясь через пальцы передать какую-то мысль. Глаза его стали ошалелыми. Я в упор посмотрела на друга, морщась от боли. Но неожиданно на смену боли пришли тепло, легкость во всем теле и ощутимый прилив энергии. От наших рук стали отскакивать искры. Между пальцами раздался электрический треск и замерцали дуги, как на электродах свечи зажигания. Я вырвала свою ладонь из рук восторженного Принца Грозы и, не в силах удержаться, закружилась на лугу, точно в древнем сакральном танце.