Глебол перехватил лист, поднял его к глазам и всё так же негромко предположил:
— Тут уж ничего не поделать. Предки ушли, кровь королевского Дома тоже слабеет, неудивительно, что состав на их крови меняется, — хмыкнул. — Тут такое варево, повторить его…
Суав прошипел, заставив его поперхнуться словами:
— Ты забываешься.
Глебол отшвырнул лист, словно горящую деревяшку, замер под взглядом Суава. А тот медленно ронял слова:
— Ты всего лишь побочная ветвь нашего Великого дома, а лезешь не в своё дело. Я провёл тебя через Кузню крови, чтобы ты принял её в свои руки. И чего ты достиг? По землям Кузни бродит чужой адепт внешних техник, заглядывает в самые сокровенные места…
Глебол затараторил:
— Я поставил стражу у Кровавого утёса! И у бабского входа тоже! Там шесть Возвышенных мечников, шесть Возвышенных плетущих и мой помощник Визир, а он ведь Великий паладин меча. Господин, там понадобится целое войско, чтобы ворваться внутрь.
Суав кивнул:
— Я верю тебе, Глебол, верю. Но этого мало. Найди мне его, Глебол. Найди мне его. Плевать, что он мог убить одного лишнего птенца, но мне нужно знать причину, по которой он здесь оказался. И если это один из тех, кто охотится за тайной королевского зелья.
Суав замолчал, а Глебол поспешил согнуться в поклоне:
— Я перерою все норы в лесу, господин!
***
— Сорок шестой! Лопе.
…
— Сорок девятый. Лиал.
Я выкрикнул своё имя и долго вслушивался в тишину. Как и все остальные. Всё было понятно и без слов.
…
— Парни, вы это слышали?
— Кажется, женский крик.
— Ну да. Только очень далеко.
Фату довольно засмеялся:
— Ну так я же говорил, что в Кузню приезжают и девки.
Другой голос, совсем без смеха добавил:
— Радости-то. Думаешь, почему она орала?
Смех Фату сразу стих. Я глотнул затхлой воды и умостился на лежанку. Поспать немного, пока не появились тени.
…
Проснулся я от жуткого крика, кто-то орал, срывая горло, орал так, словно с него наживую снимали кожу или вырезали куски мяса. Орал совсем рядом.
Крик бился о стены тоннеля, заполнял камеры, дробился эхом, становясь от этого только страшней. И длился, длился и длился, словно в груди несчастного был нескончаемый запас воздуха.
Когда крик наконец захлебнулся странным клокочущим хрипом, от которого дыбом встала шкура на спине, раздался срывающийся голос:
— Пересчитаемся.
Кто-то огрызнулся:
— Толку? И так ясно что случилось. Думаешь, он сейчас откликнется: «Парни, да я пошутил»? Утром вытащат тело, тогда и убедишься.
— Я сказал, пересчитаемся!
Некоторое время в тишине тьмы я слышал только тихое хрипение своих теней, затем раздался глухой голос: