Или не только в этом? Что она на самом деле знала о Рене? Ответ был прост: почти ничего, кроме того, о чем шептали сплетники. Находясь у них на судне, он мало говорил о себе, а действовавший в колонии обычай не допускал проявления чрезмерного любопытства по поводу прошлого.
Но была ли она несправедлива? Возможность выяснить правду была — расспрашивая о ее жизни, он дал ей право сделать то же самое.
Она немного приподнялась и отодвинулась назад, чтобы лучше видеть его лицо.
— Ну, а ты? Кажется, если мне слишком безразличны мужчины, то ты слишком любишь женщин.
— Пожалуй, — заявил он, выразительно взмахнув рукой. Он лежал, подперев голову другой.
— Даже если это приводит тебя к ссылке?
— Неудобство, которое начинает возмещаться. Она долго выдерживала его сверкающий взгляд.
— Я понимаю это так — ты не собираешься отвечать прямо.
— Нужно еще услышать прямой вопрос.
— Это обязательно? — сурово спросила она. — Что ж, тогда вот прямой вопрос: ты здесь, потому что не смог удержаться от флирта с Помпадур?
— Увы, я был воплощенным благоразумием.
— Но тебя все-таки схватили?
— Я играл роль верного подданного своего короля, и мне следовало бы, по крайней мере, обожать на расстоянии.
Он мог сменить костюм и прическу, но все же оставался придворным, употребляя десять слов там, где хватило бы одного.
— Я бы хотела, чтобы ты не говорил так напыщенно.
— А как мне следует говорить?
— Откровенно.
— Значит, прямо: даму разгневало мое невнимание. Как и некоторые другие женщины, она решила отомстить.
Сирен прищурилась.
— Если ты предполагаешь, что я одна из этих женщин…
— Ты несправедлива ко мне, — сказал он с уязвленным видом.
— Сомневаюсь.
Он склонился так, что его губы почти касались ее щеки.
— Что ты сказала? Я не совсем разобрал.
— Ничего. Ты уверен, что это было все?
— Все? Ты понимаешь, что меня чуть не оставили гнить в самом мрачном углу Бастилии? Указ о, пожизненном заключении был подписан, дверь в подземелье крепко заперта. Меня спасло только вмешательство моего друга Морепа.
— Министра? Но я считала, что они с Помпадур заклятые враги?
— Так и есть. Морепа стоило только в присутствии любовницы Людовика обронить, что он уверен, будто я предпочитаю оставаться в Бастилии, где мое исчезновение нанесет последний удар легенде, равной легенде о
самом Дон Жуане, нежели быть высланным в Луизиану, где все женщины или старые, или уродливые. Все свершилось моментально.
— Старые? Уродливые?
— Ошибка, которую нужно простить Морепа, придумана из добрых побуждений, во всяком случае, я считал так.
— Понятно.
Она не верила ему. Он что-то скрывал, вполне правдоподобно изображая себя развратником. Она не знала, что именно, но собиралась это выяснить.