Здесь же из слушателей только невнятные тени. Пасть распахнул и поддал жару. Сочиняю на ходу:
Вурдалак подавился
Ногой бабы тощей.
Оказалась, пообедал
Он своею тёщей.
Стены обезумили, ударили многократной отголосицей. Схватился за уши, чтобы не отвалились. Несусь на четырёх лапах, а эхо пинками в уши подгоняет: …дал, …щей, …эй!
Тут поскользнулся на склизкой луже, упал и покатился кувырком вниз.
Бодро так, стуча зубами о камни. Ровно девяносто три ступени пролетел: одна с щербиной, восемь с трещиной, три с острым краем.
Поднялся, отряхнулся, покряхтел. Кости проверил, языком по зубам провёл – так и есть на месте одного дыра. Глазами пошарил, зуб с каменного пола поднял. Сунул в карман: негоже раскидываться.
Тут и ступени закончились. Проход расширился, потянуло сыростью. За поворот шагнул и рот разинул. На пути – железные ворота. Столь велики, что хватило бы на копья всех дружинников мира; засов с вековую сосну. Кому понадобилось под землю тащить этакую махину! Засова нет – в щель просочилась очередная бесплотная тень.
Подтянул пояс, шагнул вперёд. Потом чуть не выпрыгнул обратно. Увиденное подняло шерсть на затылке. За воротами пещера – каменный мир с площадями, лабиринтами, столбами. Стены в мареве теряются, небо в грязных облаках. Сыро, душно, как зимой в худой избе. И воняет. Ну, о запахе уж говорил.
Посредине пещеры чёрная вода до горизонта. На берегу теней видимо-невидимо. Шабаш тут у них, что ли? Колыхаются ровненько, не буянят, костров не жгут.
Подхожу ближе. Тени толпятся около длинной тощей фигуры в тёмном балахоне.
Балахон осматривает, одних в лодку пропускает, других шестом отгоняет. Вода не плещется, балахон не ругается, тени от ударов вздрагивают беззвучно.
Что ж они молчаливо живут, как на погосте. Может, глухие, или только этот дед с шестом и в дряхлом рубище. Подойду, поздороваюсь, по законам вежливости.
Раздвигаю занавесу теней, подхожу со спины. Ух, ты: не привык я снизу на созлыденьедника смотреть, а долговязой да тощей фигуре чуть выше плеча достаю.
– Гой еси, хозяин, – кричу, да погромче. – Мир вашему дому.
Под потолком заметалось эхо, каменные стены вздрогнули, дед в балахоне взвился, и мгновенье спустя стоял, готовый к бою. Не глухой, значит. Не ожидал такой резвости от дряхлого да старого.
Пальцем вежливо отодвигаю от носа острие шеста:
– Кланяюсь приветом Чернобога с северных земель, вроде как коллегой приходится. Что в избе тихо, умер кто? Прислан я за железным головным ободом, посередине камешек зелёный. Волхвам привиделось с похмелья: обруч канул в Лету. Тут он, стало быть. Не попадался ли в хозяйстве? Есть где помыться с дороги? Не в обиду, хозяин, но мешало бы отхожее место вычистить, воняет шибко.