Настоящая работа шла по ночам, когда вместо сна я раз за разом проходил в зеркала. Зеркало выхода было в распоряжении Фудзина, бога ветра, который переносил его с места на место, позволяя мне каждый раз оказываться рядом с следующей целью. Человеком, которого нужно убить. И я шёл убивать. Сквозь ловушки и сторожевых автоматронов, большая часть из которых моментально «умирала», соприкоснувшись с Тишиной, шёл сквозь живых и мертвых, а затем был выстрел из револьвера, взмах клинка, либо и то, и другое. Отсеченная голова и поджог как конечный штрих под тихий смешок своего внутреннего демона.
Раз за разом. Ночь за ночью.
Затем стимулирующие эликсиры и пропахшая моим потом кабина «Паладина». Пара часов сна вечером, а затем всё по новой. Тьма, изумленные глаза очередной жертвы, кровь, смерть.
Мир еще не осознал этого, но в нём очень быстро кончались те, кто мог претендовать на гордый титул демонолога. Носители тайного знания, контрактов и договоров падали один за другим от моей руки, их слуги и агенты, вызванные из Преисподней, возвращались домой. Раз за разом. А я продолжал рвать нити, связывающие Землю и Ад. Этим мне и предстоит заниматься до тех пор, пока не останется лишь одна ниточка, связывающая эти два измерения.
Я, Алистер Эмберхарт, Лорд Тишины и Лорд Демонов.
И вот когда это случится, тогда начнётся самое интересное.
— Ариста!! — в дверь замолотили с совершенно неженской силой, — Открывай! Немедленно!!
— Дорогая, тебе нельзя волноваться! — крикнул я, не думая, в общем-то, отпирать дверь. Они в Черном Замке огромные, капитальные, а свою силу Рейко использовать не будет. Вообще удивительно, что у неё с таким животом получается так сильно долбить в дверь. Может, придерживает кто? Солидарных с ней женщин там много…
— Открывай!! Гад! Подлец! Негодяй! Трус! Что ты с собой сделал?! Как посмел?!
Массивные створки высотой около трех метров угрожающе поскрипывали. А затем и вовсе зашатались, когда бывшая Иеками, издав воинственный вопль, вцепилась в них всерьёз. Послышалось взволнованное бормотание сочувствующих, поддерживающих юную японку с той стороны, что, как оказалось, только усугубило её желание добраться до меня. Шум, гам, скрип петель, а затем внезапная тишина, которую нарушает очень тонкий, жалобный и растерянный возглас:
— Ой!
Моего рывка на себя двери не выдержали, буквально развалившись в процессе. Не обращая внимания на щепки и тут же отброшенные смятые дверные ручки, я рванулся к оседающей в лужу жене, прижимающей обе руки к животу. Впрочем, отошедшие воды и все с ними связанное совсем не помешали японке из древнего рода собраться в последний момент, чтобы как следует зарядить мне ручкой по лицу, после чего она откинулась на паркет и принялась, завывая как баньши, рожать.