– Где Лада? – спросил я снова, не узнав своего голоса. По-моему, я по привычке крикнул.
Роза лишь шикнула на меня и улыбнулась охранникам. Те с серьезными лицами смотрели мимо нас.
Забрали в гардеробе верхнюю одежду. Я надел свою куртку, протянул Розе ее шубку. Видимо, я что-то сделал не так, моя спутница недовольно цокнула на меня, закатила глаза. Роза надела шубку, и мы вышли на улицу.
Счастьем было дышать свежим воздухом при ровном свете фонарей. Роза заметно шаталась на высоких каблуках.
– Лада… – напомнил я ей.
Роза по-дамски взяла меня под руку, пошла вперед, я послушно поддался за ней. Перешли дорогу и оказались на слабоосвещенной аллее, зажатой между двумя дорогами, по которым то в одну, то в другою сторону проезжали редкие автомобили. Встали где-то под деревом и Роза закурила.
– Уехала Лада, – ответила она.
Ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека.
– А мы? – как можно тише спросил я.
– Мы ее подождем, потом вместе поедем домой.
Она медленно курила, дым был сладок. Стояли также, сцепленные руками. Всего один Розин шаг и уже лицом к лицу. На вытянутой в сторону руке она держала сигарету. Коснулась горячим дыханием моих губ. Прошептала:
– Алешка. Алешка Карамазов. Святая невинность.
А мне еле слышно. Я словно в ватной шапке стою. Встряхнул бы головой, да побоялся не удержаться на ногах.
Прикусила мне губу, чуть потянула на себя. Сладко, пьяно пахло от Розы. Но это не она так пахнет, подумал я, – спиртное, сигареты, духи. Лучше бы пахло ею. Отпустила губу, лбом прижалась к моей щеке.
– Не бойся, Лешка, солдат ребенка не обидит.
Поцеловала в губы. Губы у нее были мягкие, чуть скользкие. И вкуса у Розы своего нет, заключил я.
Стояли и зря смотрели друг другу в глаза. Мне ее виделись лишь черными размытыми пятнами, да и она вряд ли что могла разглядеть в моих.
Роза выкинула сигарету. Расстегнула молнию на моей куртке и, просунув под нее руки, обняла меня. Потерлась щекой о грудь. Без каблуков, наверное, совсем малышка, подумал я.
А вот тепло от Розы было настоящее. Не то тепло, которое моё, собственное, сбереженное для меня же толстым уютным одеялом. И не то, что в котельной от горячих труб, душное и дурно пахнущее, и даже не то любимое, которое по всему телу, когда с мороза, домой и под горячий душ. Волнующее, живое было ее тепло.
– Что же ты, Алешка, не нравлюсь тебе, что ли?
– Нравишься.
– Ну хоть обнял бы тогда.
Я обнял. Постояли еще немного и Роза резко меня оттолкнула. Я слегка отшатнулся назад, а вот она еле удержалась на каблуках. Я ухватил ее за локоть, и она не упала. Выдернула свою руку, сказала грубо: