– Да я так, холодненькой.
– Сапоги наденьте, – сказала мне Настя прежде, чем снова наклониться к ведру, в котором полоскала тряпку.
Когда обувала свои кеды, заметила у порога пару резиновых сапог, размера, наверное, сорокового. Я им усмехнулась и вышла на крыльцо.
Вернулась очень скоро. Отставила свои кеды, виновато погрузила ноги в осмеянные резиновые сапоги. Еще и хозяйский тулуп прихватила, накинула на плечи.
Всю ночь, наверное, лил, думала я про дождь. С трудом передвигая ноги, застревая в густой жиже, настойчиво шла к маленькой баньке, которую от прочих дворовых построек отличала лишь закопченная асбестовая труба.
В бане оказалось не теплее, чем снаружи. Вода холоднющая. Я набрала полную оцинкованную ванночку, найденную под пологом, в которой возможно купали когда-то маленькую Настеньку.
Вытирая хлюпающий нос пропахшим сигаретным дымом рукавом тулупа, аккуратно стирала единственные свои джинсы, стараясь не расплескать воды, но она все равно то и дело залетала в широкие голенища сапог.
В дом возвращалась с мокрым свертком в руках. Нигде во дворе не было видно бельевых веревок, и я думала этот вопрос решить непосредственно с Настей, и обязательно в тепле.
Но до Насти этот вопрос не донесла, обнаружила веревки. Те были натянуты меж деревянных столбов, держащих козырек крыльца. А под веревками обнаружила Васю и Петра Олеговича. Они курили.
– Утро доброе, – поприветствовал меня хозяин дома.
– Доброе, – ответила я, пробуксовывая на букве «д».
Петр Олегович улыбнулся. Мне, моей «д-д-д», моим шортам, своим сапогам и тулупу.
Когда я проходила мимо, желая скорее проникнуть в тепло, расстаться с мокрой, холодной ношей и забраться под толстое одеяло, Вася сказал:
– Собирайтесь.
Я выбирала между «Зачем?» и «Куда?», но так ничего и не сказала. Дрожа всем телом, держалась за ручку приоткрытой двери.
– Заходи, заходи, – сжалился надо мной Петр Олегович и слегка подтолкнул в спину.
Настя вышла на встречу из своей спальни, взяла из моих рук постиранное, сказала, что повесит над печкой, папа ее сейчас затопит.
– Сентябрь же, – недоумевала я.
Взобралась скорее на кровать, укуталась по самый подбородок.
– У нас еще в шортах ходят, – говорю Страшиле, дрожащим от холода голосом, – а тут печки топят. Черти что.
Последние я сказала шепотом, чтобы хозяева ни дай бог не услышали, не обиделись.
Межкомнатная шторка колыхнулась, ушла в бок, и на пороге показался Вася.
И опять свое:
– Собирайтесь.
Я все же сделала выбор и говорю:
– Куда?
– Домой.
Шутит, конечно, а у самого улыбки ни на губах, ни в глазах.
– Так пятница же. А машина в воскресение утром выезжает, – и как самый весомый аргумент добавила – Петр Олегович сказал.