– Эй, шалава! – крикнул он, с одной стороны, перепуганной, но вместе с тем и пышущей гневом Азмире – Поди-ка быстрее сюда! Тут, кажется, «предок» твой «загибается»!
Предаваться своим негативно настроенным чувствам? Нет, после такого известия Тагиевой не позволила расслабиться ее дочерняя привязанность, как не говори, но все же имевшаяся у нее к близкому человеку, последнему оставшемуся в этом недоброжелательном мире в живых; стало быть, утирая с глаз крупные слезы, прекрасная девушка вскочила с пропитавшегося вонью дивана и сразу же стремглав кинулась в коридор их коммунальной квартиры, где и бился в жутких конвульсиях ее неразумный родитель, вконец пристрастившийся к пагубной привычке, связанной с алкоголем. На место, где разворачивались основные события, она выбежала настолько стремительно, насколько воочию увидела, как прямо на глазах меняется выражение и цвет лица ее бати: оно становилось то пунцовым, то белым, то каким-то сразу коричневым, а то и попросту черным и выказывало при этом различные чувства – то безудержный гнев, то всеобъемлющий страх, то горестную печаль, то сплошную обиду. Девушка сразу же все поняла; по ее же дальнейшему изречению и уверенным движениям для всех присутствующих становилось очевидно, что такое состояние склонного к чрезмерной выпивке родителя для нее отнюдь не в диковинку.
– Это водочная эпилепсия, – сказала она, проходя мимо охваченного судорожным припадком папаши, – нужно разжать ему челюсти.
Едва сказав эти простые слова, девушка тут же перевернула бьющегося в конвульсиях пьяницу на бок, ловко скинула кроссовку, обутую на ее великолепную ножку, а следом сняла разноцветный носок (у припадочного мужчины их, конечно же, не было); далее, выбрав момент, когда после очередной «играющей судороги», волной пробежавшейся по лицу, отец невольно разжал свои челюсти, энергично, а главное лихо, загнала в его ротовую полость эту немаловажную часть своего повседневного туалета.
– Чтобы язык не смог прикусить, – объяснила она это странное для остальных поведение.
Бабка-соседка к этому времени, воспользовавшись неприятной заминкой, предусмотрительно зашла в свою комнату и понадежнее заперлась изнутри. Два других, посторонних, созерцателя этой чудовищной сцены, еще недавно таких активных и «бравых», теперь молчаливо стояли и, не двигаясь с места, с отвращением поглядывая на приходившего в себя человека, подвергнутого страшному приступу, страдающего алкогольной зависимостью и «опустившегося» на самое «дно» социальной и общественной жизни; в общей сложности припадок длился чуть больше минуты, но этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы всем присутствующим здесь людям успеть наполниться кошмарными и неприятными чувствами, сопряженными с нескончаемым омерзением.