Юноша поднял на родителя заплаканные глаза, наполненные соленой и в то же время «обжигающей» влагой, а затем голосом, охваченным неимоверной печалью, промолвил:
– Я прекрасно, папа, все сознаю, но вместе с тем ничего не могу с собою поделать: мои чувства настолько сильны, что я готов следовать за этой прекрасной девушкой хоть на самый край света; она запала в мое сердце с того самого момента, когда я стал понимать различия между мальчиками и девочками, и с тех самых пор она надежно поселилась в моей душе и, конечно же, в трепещущем сердце. Признаюсь, я пытался избавиться от этой занозы и даже специально, захваченный этой целью, не видел ее долгое время, но, едва лишь после раз повстречав, моя любовь вспыхнула только больше и завладела моим сердцем гораздо сильнее. Естественно, мне неприятно, что она пала так низко, но к тому ее заставила суровая жизненная действительность, не оставив попросту никакого иного выбора.
– Послушай, Слава, своего единственного ребенка, – поддержала слова говорившего сына добродушная женщина, сидевшая, как известно, напротив, – возможно, стоит все же дать ему шанс попробовать пожить с любимой девушкой, чем женить его по нашей с тобой воле, и все равно сделать при этом несчастным, а еще и быть потом виноватыми, что не дали ему пройти весь свой «путь» самому; другими словами, пусть он сам следует туда, куда ему предначертано, набивает шишки, влюбляется, ошибается, мучается и страдает, но пускай все это будет только его, без нашей с тобой медвежьей услуги – так, может, все-таки стоит дать ему эту возможность?
Полковник полиции смотрел на близких ему людей если и не ошарашено, то, по крайней мере, нисколько не понимая, как он, отдаваясь полностью своей нелегкой работе, смог упустить самое главное дело своей жизни и вырастил такого неприлично мягкотелого сына; ладно, женщина (ее с выражением столь глубокой нежности еще можно как-то понять), но вот здоровый, сильный, умный «парнина», подающий большие надежды – чтобы он так неоднозначно смог свернуть с намеченного пути? – это было для него совершенно непостижимо. В конце концов, выслушав мнения их обоих, он сделал неприятную отмашку рукой и, опечаленный, решил, что пришла пора этот разговор, никчемный и бесполезный, заканчивать, о чем и выразил свое неотвратимое мнение:
– Я вижу, что вы – ни тот, ни другая – со своею любовью никак не уйметесь, поэтому, извините, кто-то должен быть в этой семье человеком более жестким, жестоким, и где-то, может быть, и безжалостным, способным не поддаться на коварные чары какой-то там проститутки; и пусть я впоследствии и стану вам ненавистен, но именно я намерен взять судьбу единственного ребенка в свои надежные руки; в общем, с этой минуты, мои дорогие родные, я постановляю следующее волевое решение, не подлежащее никакому обжалованию: наш мальчик сегодня же уезжает в учебное заведение – я лично его туда отвезу! – и лишается впредь всех положенных ему карманных финансов; следовательно, он будет жить только за счет того, что причитается ему за учебу от нашего государства. И еще! Колечко, любезный сыночек, тебе придется отдать. На этом у меня пока всё, а если же, вопреки моему пожеланию, ты, Андрюша, все-таки наберешься смелости и пойдешь против моей отцовской воли, то с этой минуты будешь сам кормить и себя, и вновь созданную семью исключительно на заработанные собою средства – кто не согласен?